Рыхлый снег хлюпал под сапогами, все канавы стояли доверху наполненные холодной талой водой.
Солнце неспешно проглатывало снежный наст, покрывающий поля, заставляло сосульки на крышах звонко стучать каплями по железному козырьку крылечка.
Вера, заправив волосы под косынку и взяв веник, стала прибираться на крыльце. Черная требуха с росшей рядом липы опять усыпала доски пола черными соринками.
— Доброе утро, баба Паша! – крикнула женщина и кивнула соседке. – Солнце-то какое! Аж слепит!
— Здоровенько, Верочка! Да, греет светило Господне, значит, не гневается на нас Боженька! – баба Паша перекрестилась и, тяжело переваливаясь с боку на бок, зашагала по тропинке к колодцу.
Вера, проводив соседку беглым, прищуренным взглядом, усмехнулась.
– Любит баба Паша всё в кучу рядить! И погоду естественную, и Бога своего. Да что тут говорить, наукам она не обучена, живет, как в сказке. Поди, верит, что Земля на трех китах стоит… – Вера поправила бусики на шее. – И вообще, с чего ж на нас гневаться-то? Живем по совести, работаем! Чужого не берем. Как все живем, правильно…
Дверь избы медленно отворилась, уронив на крылечко тяжелую, черно–пыльную тень. Жмурясь от яркого солнца, потягиваясь и надевая на ходу тельняшку, на воздух вышел Антон.
– О! А я-то думаю, где журавушка моя тонконогая, где козочка моя ясноглазая… Проснулся, нет тебя, холодно так стало, неуютно. А ты вона, где, прибираешь всё, стараешься! – мужчина закашлялся, схватил стоящую на перильцах кружку с водой и осушил ее одним махом, потом, прихватив Веру за талию, прижал жену к себе, силясь поцеловать.
– Пусти, Тоша, люди же смотрят! – Вера оттолкнула мужа, но было видно, что ей приятно…
…С Антоном она познакомилась прошлой весной, на танцах в соседней деревне. Слово за слово, встречи, приглядки… То он потом приезжал к ней, то она к нему. Едет по дороге телега. Сидит в ней Антон, парень видный, широкоплечий, лицо чуть квадратное, грубоватое, но от того кажущееся мужественным, глаза – с дичинкой, блестят страстью, руки дергают поводья, подгоняя кобылу. Спешит Антоша к девчонке, везет купленное на ярмарке у какого–то забулдыги зеркальце, да затейливое такое, с подставкой, чтоб сидела его Верочка и любовалась собой длинными зимними вечерочками…
В другой раз сама Вера, отпросясь у родителей, схватит вожжи, хлестнет лошадь и помчится ее телега к Антоше, ссыпая на дорогу тонкое, колючее, как иголки, сено. В телеге узелок уже приготовлен, крынка со сметаной, хлеб, пироги, кусок сала, молоко, яички пестренькие, одно к одному. Чтобы силушка была у парня, чтоб не уставали руки махать косой, чтобы вечером, пришел он под окошко, бросил камешек и тихо–тихо, боясь раззадорить клыкастую Паньку, грызущую свою кость в конуре, прошептал: «Верунчик, зазноба ты моя ласковая, иди, посидим у речки!»
Вера осторожно выпрыгивала тогда из окошка, хватала парня за руку, и они бежали прочь от избы, от нудных родительских разговоров, от глиняных горшков и ведер, что стройными рядами, бок в бок, притихли у забора, накрытые полотенцами, в ожидании завтрашнего утра, когда Вера с матерью Зинаидой будут разливать по ним молоко, а потом, отмахиваясь от приставучих слепней, понесут его по дворам…
Прочь от этой жизни, прочь от мира, что известен до капли, до каждой досочки и выщербленки. Бегом туда, на поваленное бурей дерево, теплое, шершавое, пахнущее давленой малиной и резким ромашковым соком.
Антон и Вера долго сидели вечерами, обнявшись, смотрели, как солнце топит свои последние лучи в водоворотах широкой Пахры, как выплывает на середину водяного зеркала рыбацкая лодка, а в ней – два огонька, то затухают, то вспыхивают вновь, раздуваемые чьим–то дыханием…
Недолго ребята женихались, к августу Антон уже заручился согласием Верочки на женитьбу, сходил к ее родителям, да не с пустыми руками – будущей теще купил красивый платок, с бахромой и огромными цветами, то ли пионами, то ли розами. Тестю – чекушку и бритву последней модели.
Посидели, поговорили.
– Веру я, конечно, к себе заберу! – Антон положил на стол свои огромные руки. – Избу построю, уже договорился. Будем жить лучше всех!
– Да… Да… – Зинаида, грустно кивала, слушая будущего зятя. – А мы в гости будем к вам приезжать, и ты, Верочка, не забывай отца с мамкой!
Тут Зина всхлипнула и вышла, утирая лицо кончиками косынки.
– Ну, молодец, Антон. Дело говоришь! Совет вам да любовь! И нам помощь, – Верочкин папа, Данила Петрович, довольно кивнул. Зять попался ему рукастый, с головой на плечах, обещал пятистенок отгрохать, хозяйство завести. Такой и жену в горе не оставит, и ему, тестю, помогать будет, ведь теперь не чужие люди!
Данила Петрович как раз собирался переложить в избе крышу, подлатать курятник, да все одному не сподручно было. – Я-то, видишь, – тут Данила показал на свою изувеченную ногу, – сам-то особо не работник. Сына у нас нет, так ты вместо него, уж не забывай нас!
– Да какой разговор! – Антон кивнул. – Что нужно, говорите, не стесняйтесь. У меня родителей нет, бабка воспитывала, померла три года назад. Вот, теперь один живу, – стал рассказывать Антоша. – Дом у бабки был старый, прогнивший, венцы совсем сыплются, истлели. Так я договорился, что новую избу аккурат на том же самом месте построим. Я пока в Клубе живу, там комнатку председатель мне выделил. Строиться вот–вот начну.
– Так успеешь ли к августу-то, сынок? – с сомнением покачал головой Данила Петрович. – Дом построить не курицу поймать!
Антон пожал плечами.
– Я, Данила Петрович, человек слова. Ежели сказал, быть дому, значит построю. А со свадьбой медлить не хочу. До греха тут рукой подать! – и подмигнул смущенной Вере.
– Ишь ты, какой правильный! – подумалось Даниле. – До греха, говорит, недалече… Любит, знать, Верку–то мою, чистой любовью любит, раз так бережет!
– Ну, раз вы с Зинаидой Кирилловной согласны, то я считаю, дело слажено. Вера, голубка, ладушка моя, пойдем погуляем, что ли! – заключил Антон, встал, сгреб со стола в огромную ладонь свою кепку и кивнул невесте, мол, чего сидишь?
Верка зарделась, опустила голову и кивнула. Отца она всегда стеснялась. Скупой на ласковое слово, суровый, он всегда строго следил за дочерью, за Зиной, не приемля и намека на что–то постыдное. Но раз уж сам Данила Петрович согласен на их с Антошей свадьбу, значит, так тому и быть…
… Свадьбу сыграли веселую, гудели и приплясывали под звонкий перелив гармоней, под визгливые бабьи песни, под мужицкие крепкие слова и тонкий, задушевный смех невесты, чуть пьяной от домашней бражки, румяной и сияющей.
– Так, а когда переедет-то Верочка? – приставала к Зинаиде соседка, баба Паша. – Вроде как говорила ты, что хоромы жених строит для нее. Вот построил бы, тогда и женись, а сейчас чего ж?! – и тыкала в сторону жениха своими пальцами.
– Отстаньте, Прасковья Егоровна! Антон обещался к зиме. Шутка ли – целую избу с нуля возвести! Он же работает, понимать надо! Ой, да не смотрите вы на меня так! – отмахнулась Зинаида Кирилловна.
– А как я смотрю? Нет, ну как?! Ты, Зинаида, меня знаешь, я всё нутром чувствую. Не так прост этот твой Антон. По глазам видно!
Прасковья подняла вверх указательный палец, погрозила пустившемуся вприсядку вокруг невесты Антону и, выдохнув, залпом выпила рюмку.
– Ну, за отца твоего, Зинаида, за Кирилла Федоровича. Хороший был человек, такое славное семейство родил. Внучка у него какая! Эх, Верка, Верка! Тростиночка, лебедушка… Как бы не загубил Антон этот жену свою…
– Да что ж такое, баба Паша! – Зина всплеснула руками. – И папку приплели, и жених вам не нравится! Да и шли бы вы тогда к себе, а? Поздний час уже, поди, устали…
Зинаида издергалась сегодня, устала, а тут Паша со своими догадками да гадостями.
– Да, наверное, пойду! – Прасковья тяжело поднялась с лавки, одернула свернувшуюся по подолу шерстяную кофту и пошла сквозь толпу танцующей молодежи к калитке. Идет, к груди сверточек прижимает – угощение про запас, всё, что рядом с собой на столе приметила, потихоньку собрала, да в норку…
Зина не обижалась. Баба Паша была странная, грубоватая, дотошная соседка, но, если уж что случись, первая всегда на помощь бежит, хоть уже и сил нет, и ноги не идут…
– Вера! – поймала Прасковья невесту за руку. – Голубка моя, благослови вас Бог. Будь счастлива, девочка! – старушка перекрестила молодых, потом строго глянула на жениха, будто насквозь хотела пронзить его, просветить, но тот только махнул Паше рукой и, отвесив поклон, закружил ее в танце.
– А ну пусти, ирод! Все косточки перетрясешь, потом на место не поставишь! Пусти, говорю!
Народ вокруг смеется, а из Пашиного кулька падают на землю припрятанные угощения…
Соседка отбилась, наконец, от Антона, сплюнула и, не оборачиваясь, ушла к себе.
Зажегся в ее окошке тусклый, одинокий свет.
Прасковья села за стол, положив перед собой стопку фотографий – на них сама Паша, веселая, молодая, с упрямо вздернутым носиком, муж, высокий, почти под два метра, мужчина, красивый, что глаз не оторвать… Много там фотокарточек. Все черно–белые, скрутившиеся по краям, потемневшие. Долго будет перебирать их Прасковья, вздыхая и утирая слезы, вспоминать будет, клясть себя, что пережила мужа, сетовать, что не нажили они деток, а потом, вздрогнув от боя часов, перекрестится и пойдет спать, спрятав фотокарточки в цветастый платок, подарок мужа…
…Тоша пока жил у Вериных родителей, договорившись, что бригада достроит дом без него. На время переселения своего Антон перевелся на работу в Веркину деревню, договорился с председателем, что к весне тот Антона отпустит…
… И вот теперь, довольно жмурящийся от солнца Антон под пристальными взглядам бабы Паши тянул губы к лицу жены, а она вырывалась, смущаясь и краснея.
– Вер, да ты что! – как будто возмущался Антон. – Уж полгода женаты, а ты чураешься! А, ну, появился кто?! Узнаю, не переживу, Вера! Измены не переживу! – Антон говорил нарочито громко, видя, как Прасковья Егоровна вытягивает шею, прислушивается, вникает в его слова.
– Типун тебе на язык, Тоша! Да как ты вообще мог… – Вера как будто захлебнулась прохладным утренним воздухом. – Не позорься перед людьми! Весна на тебя так, что ли, влияет?!
Вера вырвалась и пошла по двору, созывая кур и гусей. Она сыпала им угощение, птицы рывком бросались на еду, толкаясь и отпихиваясь крыльями. А здоровенный петух, Басок, стоял в стороне, проверяя, все ли его жены получили еду, а уж потом и сам шествовал, расправив хвост, полакомиться сладким пшеном.
– Ладно, пошутили, теперь за работу! – Антон сбежал с крыльца, скинул тельняшку, окатил себя по пояс ледяной водой и, довольно ухая, растерся полотенцем.
– Прасковья Егоровна! Ну, что вы так смотрите! – добро усмехнулся Антон. – Зашли бы как-нибудь, посидели бы мы, поговорили!
– Некогда мне с тобой рассиживаться! – ворчливо прошамкала Паша и поставила ведро у двери своей избы. – Ты лучше скажи, как там дом твой? Когда новоселье?
Антон сразу как-то посмурнел, слетела с лица задорная, мальчишеская улыбка.
– Строим, баба Паша. Строим. Видишь, зима какая была, морозы стояли, какая уж тут стройка. Вот подсохнет, так и доделаем! – и ушел в избу, собираться на работу.
Антон без дела никогда не сидел, Даниле Петровичу помогал, по двору хозяйством занимался, в Правлении подсобить мог, если чем просили, так как по электричеству был специалист.
Вера на мужа наглядеться не могла, только что из ложки сама его не кормила.
– Мам! Даже не верится! – говорила Верочка, сидя с Зинаидой на ступеньках крылечка и глядя, как Антон с тестем, от души замахиваясь топорами, рубят дрова. – Ну, откуда мне такое счастье, мама! Ведь и не заслужила я…
Зинаида кивала, гладила дочь по убранной красивой косой головке, целовала в бархатистую щеку.
– Береги его, Верочка! Что бы не случилось, береги. Жизнь большая, мало ли, что будет, а ты не отступайся, судьба он твоя, видать…
… Дурную сплетню принесла Верочке подружка, вертлявая Дашка.
Встретив Веру у магазина, Даша зябко повела плечами, подошла и, взяв Верочку под локоть, зашагала рядом.
– Ну. Верунчик, как дела? Совсем не заходишь! Дома-то как?
– Хорошо дома, дел много, вот и не заглядываю, – отмахнулась Вера. Дашу она не любила за болтливый, злой язык, что молол чепуху с утра до ночи.
– А… Антон твой тут недавно к нам заглядывал, – Даша поправила сползающий с головы платок. – Светильники проверял, говорят, сам председатель просил.
– Ну и хорошо, – пожала плечами Верочка. – Извини, Даш, я спешу!
– Да погоди ты! – Дашка вдруг с силой осадила знакомую, развернув ее к себе.
– Ты чего? Ошалела?! – Вера отпрянула.
– Ты только не подумай, подружка, что я сплетни распускаю, – начала Дарья, – но говорят, что к твоему Антону какая–то краля приезжала недавно. Он ее с автобуса встретил, долго говорили, та фифа плакала, а он ласково так ее по плечику гладил… Не знаешь, кто это? – Даша, довольно закусив губу, смотрела, как каменеет лицо Веры, как строго раздуваются розовые от легкого морозца, опять вернувшегося в деревню, ноздри, как перебирают руки бумагу с завернутым в нее хлебом. – Хотя, конечно, Тоша твой парень видный, одни плечи чего стоят, да я бы за такие плечи…
– Не знаю, – прошептала Вера. – И знать не хочу. Мало ли, кто что видел! Показалось, вот тебе и весь сказ! А ты заканчивай свои сплетни разносить, сорока! Слышишь, Дашка! Хватит!
Вера зашагала по дороге прочь от Даши, от ее насмешливо–пустых глаз, от беды, которая вот-вот, и может заползти в их с Антоном семью…
Вечером Вера все смотрела в окошко, ждала, когда вернется муж.
Наконец, скрипнула калитка, раздались шаги по ступенькам, и в избу ввалился Антон, злой, резкий, молчаливый. Он, шумно дыша, скинул верхнюю одежду, забросил шапку на крючок, скинул сапоги и прошел к столу…
***
Вечером Вера все смотрела в окошко, ждала, когда вернется муж.
Наконец, скрипнула калитка, раздались шаги по ступенькам, и в избу ввалился Антон, злой, резкий, молчаливый. Он, шумно дыша, скинул верхнюю одежду, забросил шапку на крючок, скинул сапоги и прошел к столу.
– Привет, – Вера смотрела на мужа испуганно. – Ты что такой расстроенный? Случилось что? Так поздно уже …
– Ничего не случилось! – рявкнул Тоша и бросил на стол вилку. – Ничего не случилось, ясно тебе?! Я ездил смотреть на наш дом, поэтому задержался.
– Не кричи, ради Бога! – зашикала Верочка, показывая глазами на комнату родителей.
Антон встряхнул головой, потер лицо своими огромными ручищами, потом, вздохнув, тихо ответил:
– Ладно, извини. Устал просто, задергали!
– А что же ты меня не взял на дом взглянуть? – сев напротив и выкладывая из чугунка картофельные черныши с белым мякишем внутри, спросила Вера. – Так уж хочется переехать…
– Да это так получилось… Ну, спонтанно. Ты не обижайся, обязательно съездим, посмотрим. А пока, на выходных, махнем в город, хозяйство покупать – тарелки красивые, сервизы, что там еще надо! Хочешь?
Верины глаза засияли.
– Конечно! У нас ведь отложено, надо подумать, что еще нужно. Вот я бы тебе рубашку купила, знаешь, такие красивые сейчас есть, с прострочками… Я в журнале видела! Ух!
– И рубашки, и платья тебе посмотрим, выберем. Жена ты моя любимая, единственная ромашка моя! – Антон схватил Верину руку и жарко поцеловал…
… Заплетя волосы в мягкую, пушистую косу, Вера легла, накрылась тонким одеялом и улыбнулась. Скоро они поедут в город, накупят всего-всего! Тоша такой хороший…Мысли мешали спать, цокали ножками, звенели колокольчиками. На душе было радостно. А потом вдруг Вера вспомнила слова Даши…
И что теперь? Стоит ли спросить Антона о той, городской, что приезжала к нему? Еще до свадьбы ребята договорились ничего друг от друга не скрывать, не мостить себе дорогу к сплетням и тайнам. И тут Антоша вдруг что-то скрывает… Или не скрывает, а на самом деле это какая-то ерунда, и он не хочет волновать жену?..
Мало ли, что там было у Тоши по молодости! И у Веры было, чай, не святые оба, так и нечего ворошить старое! Захочет, сам скажет…
Вера потянулась к мужу, обняла его и стала слушать, как мерно, надежно стучит в его груди сердце, чувствовала, как расширяются его легкие, толкая в стороны крепкие ребра. И от этого стало ей покойно, глаза сомкнулись, затрепетали ресницы. Вера уснула.
Антон не двигался, лежал тихо, чтобы жена не поняла, что и ему не спится.
– Вот зачем?! Зачем она приезжала! Сказал же, всё отдам! Да и вообще, нужно что-то решать, так дальше нельзя! Верку жалко… Как узнает, глядишь, и уважать перестанет! Гордая, правильная, лапушка моя… – мужчина нежно сжал лежащую на его плече руку. – Спит… Значит, Дашка еще не разболтала! А вдруг уже всё знает, но молчит, ждет, что сам расскажу?!
Эта мысль пронзила сознание раскаленным стержнем. Антон вздрогнул, Вера застонала во сне, на улице залаяла Панька, хрипло закукарекал петух. Новый день еще только зарождался, растекаясь по горизонту оранжево–голубым киселем…
… – Мама, дом-то наш почти готов, Антоша сказал. На выходных поедем в город, посуду покупать, еще кое-что! – Вера помогла матери развешивать белье на веревках. То, словно чувствуя настроение молодушки, шумно трепетало, рвалось из рук, надувалось пузатым парусом, желая вырваться из рук и взлететь в небеса, хлопая белоснежными крыльями.
– Хорошо, Верунчик. Это очень хорошо! – Зинаида проворно выуживала из таза очередную постиранную вещь и прихватывала ее по бокам прищепками. – Пора вам своим домом обзавестись, а там, глядишь, и детки пойдут.
Вера улыбнулась. Да, детей она бы хотела…
… Антон в этот день уехал с председателем куда-то по делам, Вера ковырялась в оранжерее, сетуя, что огурцы все никак не дадут третий лист, а рассада перцев выдалась чахлая, грустная.
Выпрямившись и покачав головой, Вера увидела, как по дороге, прихрамывая и поскальзываясь на пластилиновой грязи, бежит заполошная Прасковья Егоровна.
– Верка! Беги домой! Беги, пока мать с сердцем не слегла! Говорила я, говорила, что Антон твой изверг! Вот и… – баба Паша тяжело опустилась на стул и стала хватать губами воздух.
– Да что стряслось-то? – Вера замерла, потом, скинув фартук и вытерев руки о полотенце, подала соседке стакан с водой.
– Беги, говорю! Там к Антону твоему приехала… С дитем приехала! Наглая такая, городская, по всему видать. Ух, вот все они, мужики, одинаковые! Ой, Верочка, жалко то как! Ты так ему верила… – запричитала женщина, сорвав с головы платок и утирая им покрасневшие глаза. – Надо же! Дитё! Дите большое у него… Вот нехристь–то!
– Не голосите, баба Паша! Я и сейчас ему верю! Это какая-то ошибка! Вы напридумывали себе всё!
– А ты сама сходи, погляди, потом скажешь, показалось мне или нет! – уперла руки в бока баба Паша и кивнула в направлении дома.
Вера кинулась к вешалке, схватила пальто и выбежала на улицу.
«Береги его, Вера! Жизнь длинная, а ты все равно не отступайся!» – звучали в голове слова матери, а подозрения грызли изнутри и рвали сердце на части…
… Верочка взбежала по ступенькам, распахнула дверь и встала, словно холодной водой ее окатили.
За столом сидела грустная Зинаида, комкая в руках салфетку. А напротив, держа на коленях мальчишку в легкой курточке и блестящих резиновых сапожках, расположилась чужая женщина с ярко-красными губами, беретом на химической головке и руками в вульгарно-кружевных, черных перчатках.
– Вот! У меня и документы есть! – говорила гостья. – Игорек сын Антона. Вот, посмотрите, как похож! – гостья с силой повернула голову мальчугана, тыкая в его нос. – Ну, я же не против, чтобы Антоша был счастлив, раз уж так получилось. И у меня личная жизнь давно уж своя, такой хороший человек попался. Но за ребенка нужно отвечать. Мне одной, что ли, его тянуть! Вы почитайте, тут свидетельство о рождении, тут всё…
Она все тыкала в нос Зинаиде мятые бумажки, а та закрывала глаза, отмахиваясь.
– Что происходит, мама? – Вера подошла к матери и оттолкнула руки незнакомки. – Кто это?
– А, вы, наверное, Вера? Приятно познакомиться! Я Арина, я раньше жила с Антошей… Да, знаете ли, любил меня, жарко любил! Да по молодости они все так любят… В общем, будем знакомы!
Женщина протянула руку для приветственного рукопожатия, но потом отдернула ее, встретившись взглядом с Верой.
– А это… Ну, Игорек, улыбнись тете! – мальчик угрюмо отвернулся, за что получил подзатыльник. – Это Игорь, сын Антона, вашего мужа. Да что вы так смотрите, право, это вы зря! Антон мне не нужен, не пугайтесь! Но надо по справедливости же! Деньги, алименты, значит… Да и дом новый, что Тоша строит, тоже бы нам. Я там жить, конечно, не буду, но Игорька отправлю на лето, с матерью моей пусть живут. Мальчик-то у нас с Антоном получился дефектный, сами видите! – Арина окинула взглядом бледных женщин. – Инвалида бросить – великий грех. Антоша… Он… Он хороший, но несознательный. А я ж и в суд могу пойти. Я за своего сыночка в огонь брошусь!
Тут она стала сюсюкать с мальчиком, тот отбивался.
– Стоп! – Вера словно проснулась. Это всё должно поскорее закончиться. Антон расскажет ей все потом, вечером, а пока губастая Арина должна уйти! – Что вам надо? Антона нет дома.
– А вы на что? Решим все полюбовно. Я прошу… – Арина назвала цену. – Это за прошлые месяцы, а то Тошенька платил мало, всё о каком-то доме говорил… Так вот, эту сумму сейчас, а дальше – каждый месяц половину от нее. Игоряша растет, мне тяжело с ним, надо нанимать няню, одежду покупать, кормить его, в конце концов.
– Да вы что?! Такие деньги! – Вера нахмурилась. – А с какого перепуга мы должны вам платить? По суду? Или сами придумали?
– Ах, девочка! Ну, надо же, не ожидала я… Видимо, сама не рожала, своих-то нет, вот и не понимаешь… Ты имей в виду, Антон у меня здоровый, что тебе Самсон! Если деток нет, то, значит, ты порченая! Да что говорить, в деревне-то живете, антисанитария да разврат! Игорь почти инвалид, а вы, Верочка, тут копейки считаете, грех это! Увели мужа из семьи, всю мою жизнь, – тут она всхлипнула, – испоганили, а теперь в кусты! Нет уж! Пиши, дрянь, бумагу, что от дома отказываешься, я продиктую, что писать. Пиши, что будешь платить мне каждый месяц. Да я вас по судам!.. Да я сгною!..
Зинаида вдруг выпрямилась и стала наступать своим тонким, как тростиночка, телом на незваную гостью.
– Да кто ты такая! А ну прочь из моего дома, прочь из жизни нашей! Возвращайся в свой город, сиди там, помалкивай. Хочешь суда? Давай, пусть будет суд. А сейчас чтобы и духа твоего тут не было!
Мальчишка, испуганно глядя на женщин, соскочил с колен орущей в ответ матери и спрятался под лавку, а Арина размахивала кулаками, топала и кричала, угрожая скорой расправой над злостными неплательщиками.
Вере стало жалко Игорька, Зинаиду, стало жалко себя, голова гудела, руки тряслись.
– Не надо, – Зина схватила, было, дочь за руку, но та уже открывала ящик комода и вынимала оттуда коробочку с накопленными деньгами.
– Столько хватит? – она сунула Арине пачку купюр.
Арина жадно облизнулась, схватила деньги и сунула в сумочку.
– Остальное потом перешлешь. Вот сюда, – гостья сунула Вере бумажку, схватила документы, вынула за шиворот ребенка из-под лавки и зашагала вон из избы.
– Я не пойду! – вскинулся Игорек. – Я с папой останусь!
– А ну марш домой! – Арина железной рукой тащила сына на улицу. – А то тетя Вера расстроится и не даст больше тебе денежек. Тогда папу в тюрьму посадят…
Баба Паша встретила их на дороге, шарахнулась в сторону и долго смотрела вслед марширующей дамочке и ее сыну…
… Вера металась по комнате, заламывая руки и шмыгая носом.
– Верочка, ты сядь, ну, перестань, милая! Антоша придет, всё объяснит. Я уверена, это недоразумение! – пыталась успокоить ее Зинаида.
– Мама! Там в документах написано, что Антон отец. Почему он не рассказал мне?! Лжец! Надо же, ребенку своему денег не платить…
– Зато ты отдала всё… Дура ты, Верочка! Надо было взять ухват да огреть эту Арину, чтобы больше не совалась!
– Мама! Ты видела этого Игоря! Жалкий такой, напуганный. Ну как я буду при нем его же мать ухватом… Где же Антон? Ну, где он, мама?..
Подумав немного, Вера, собрала мужнины вещи и выставила чемодан на крыльцо.
– Что ты удумала?! Остановись, дай ему шанс! Хороший же парень, ну, было в его жизни, быльем поросло! Отец, хоть ты скажи ей! – Зинаида стояла у двери, закусив губу.
Данила Петрович, вошедший в избу недавно, растерянно слушал Веру, переводил взгляд на жену, растерянно пожимал плечами.
– Не надо, Зин, не лезь. Сами разберутся! Хороший зять был, да не наш оказался…
… Антон вернулся поздно, спрыгнул с грузовика и, скинув грязные сапоги у крыльца, споткнулся о чемодан, чертыхнулся и зашел в дом.
– Что не спите? – удивленно спросил он, увидев всех за столом.
– Тебя ждем, – ответила Вера.
– А что за вещи там? – Антон махнул рукой на дверь.
– Твои. Ты уезжаешь, Тоша, – подбородок предательски дрожал, но Вера продолжила. – Я понимаю, Антон, у каждого есть свое прошлое. Но ты бросил ребенка, больного ребенка, ты сбежал. Самое обидное, что ты ничего мне не рассказывал…
– Чего? Какого больного ребенка, Верка? Вы что, дурмана нанюхались? – перебил ее Антон.
– Не прикидывайся, Тоша. Игорек, твой сын. Он был здесь вместе с Ариной, твоей бывшей… Это гадко, Антоша, что мне приходится платить за тебя алименты. Это подло – так поступать со мной! – Вера закричала, бросилась на Антона, выставив кулаки.
– Так! – мужчина схватил жену, сжал ее в своих объятиях, не давая пошевелиться. – Арина с Игорем? Отлично! И ты им заплатила деньги?! Вера, как ты могла вот так поверить сумасшедшей женщине? А во мне ты сразу усомнилась? Вот и вся твоя любовь?!..
– Тоша, я видела свидетельство о рождении мальчика. Ты его отец. Что ты отпираешься? Это просто удивительно!
Антон отпустил жену, сел за стол, положив перед собой руки и, устало вздохнув, пожал плечами:
– Мы с Ариной и не расписывались. Так, покуролесили, а потом она стала какая-то странная. То могла ночами не спать, всё тянуло ее куда-то, то целыми днями сидела на кровати, что–то рисовала, пела или шептала стихи. Потом родился Игорь. Я признал его своим, естественно. А еще через год Арина меня выгнала. Ребенка мне не отдала. Я уехал обратно в деревню. А тут ты, Вера… Ну, я побоялся все рассказать… Я со временем хотел Игоря к нам забрать, но не мог же я сразу тебя перед фактом поставить: «Вера! У меня есть сын, он будет жить с нами!» … А Арина любит припугнуть судом, всякое сочиняет… Я хотел сам решить этот вопрос. Она пропала вроде бы, год ни слуху ни духу. Я успокоился, просто платил ей исправно, поэтому и загвоздка с домом нашим вышла. Нечем зарплату бригаде отдавать, хорошо, знакомые помогают, за просто так работают. Теперь и им я должен, хотя ни копейки с меня не просят…
– Ты успокоился, не зная, где твой сын? Что вообще с ним, и это при сумасшедшей-то матери? – Вера тяжелым взглядом посмотрела на мужа. – Тоша…
– Верка, ну, виноват я! Думал, само как-то всё разрешится. Согласен, смалодушничал… Хотел заново всё начать, с чистого листа, без прошлого. А оно вон как вышло… Но гнать-то меня зачем? Я тебя не предавал! Много ты ей отдала? Я верну! Я всё верну!
– Вернешь. Только уже потом, когда уйдешь от меня. Я не смогу жить, как раньше, Антон. Раз об этом умолчал, значит, будет и еще что-то! Она, кстати, эта Арина, еще про дом новый говорила, сказала, что ей причитается… Вот для нее и достраивай, я там жить не буду!
– Губа не дура у Арины! Ну, змея! – Тоша с досадой ударил кулаком по столу. – Ну что за баба!..
Зинаида всё пыталась как-то остановить эту несущуюся в пропасть семью, кидалась то к одному, то к другому, но ребята разошлись по углам, не желая мириться.
– Уходи, вещи на крыльце. Остальное потом заберешь, – процедила сквозь Вера и отвернулась…
… Антон, держа в руках выставленный Верой чемодан, шел по пустой деревенской улице. Куда? А черт его знает, куда теперь! Игорька предал, Веру обманул, Арина по пятам рыщет… Думал схитрить, не вышло. Права Вера, негодный он муж. Знать, не суждено семьей жить…
… Вера то вскакивала, то садилась снова, наливала себе чай, отставляла чашку, выглядывала в окно.
– Ну, что ты мечешься, дочка! Выгнала, так и всё.
– Мама… – Вера тихо вздохнула. – А вдруг не права я? Вдруг простить надо, да и за что прощать… Я никогда не спрашивала его о прошлом, а он о моем тоже не хотел знать. Я не уберегла нас, да, мама? – она заглянула в материнские глаза. – Не сохранила? Я побегу за ним, мама!
– А ну сядь! – окрикнул дочку Данила. – Ты выставила мужика за дверь. Имей гордость и совесть! Всё, теперь уж всё!
– Ты не прав, отец! – пожала плечами Зинаида. – Всегда можно всё вернуть, если хочешь, конечно! – и кивнула Верке на дверь.
Дочка сорвалась с места и выскочила в темноту. Она не знала, куда пошел муж, звать его стеснялась. Вера просто шла по дороге, вперед, мимо спящих соседских домов. Только Дашино окошко было приоткрыто, девчонка прислушивалась к горю в чужой семье, впитывала его как губка и словно напивалась, как живительной водицы глотнула…
… Антон дошел до автобусной остановки и остановился чуть в стороне. Автобусы уже не ходили, первый теперь только в пять утра. Пойти к кому-нибудь, что ли? Нет, начнут расспрашивать, лезть с советами…
– Пересижу ночь здесь, утром уеду, – решил Антон и закурил.
Мужчина решил устроиться на лавке под козырьком, когда заметил, что там уже занято, там, скукожившись, прижав коленки к груди и спрятав нос в вороток курточки, сидел мальчишка. Он мелко стучал зубами и дрожал.
Антон подошел ближе. Фонарь осветил лицо ребенка. Мальчик поднял на Антона свои огромные, испуганные глаза.
– Игорь? Игорь, а где мама?! – Антон сгреб сына, прижал к себе, стараясь укутать в свою куртку. – Да ты весь холодный! Она, что, уехала? Бросила тебя?
– Я сам убежал, папа! Я забрал у нее денежки, что тетя дала, и убежал! – Игорь разжал кулак. Там лежали скомканные, обмякшие купюры. – Вот… Я смял немножко…
Мальчишка всхлипнул и уткнулся в Антонову шею…
Антон осторожно, словно нежного птенца, нес Игорька. Куда? Ну, наверное, надо к Вере. Уж ребенка она не выгонит, а завтра они с мальчиком уедут, раз жена гонит их из своей жизни…
Антон внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться, а когда поднял глаза, увидел Веру. Она стояла посреди дороги, простоволосая, заплаканная. Мужчина замер, а потом зашагал вперед быстрее и быстрее…
… – Прости меня, Вера… Хотел всё с чистого листа, хотел, как у людей… А только всё испортил!.. – Антон испуганно смотрел, как Вера переодевает полусонного Игорька. – Уйти мне? Я уйду…
Он уже развернулся и сделал несколько шагов к двери, потому что Вера молчала. Она то и дело вытирала слезы и молчала.
– Стой, вернись! – вдруг прошептала она. – Ишь, ты! Нет уж, теперь помогай сына растить! Но с Ариной все вопросы реши, понял?
– Понял, понял, звездочка моя! Лапушка моя, Веруня! – он опустился перед ней на колени, уткнулся в них лицом. – Я не сказал тебе, Вера… – добавил он шепотом. – А ведь к нашему новому дому аисты прилетели… Рядышком совсем свили гнездо… Я думал, обрадуешься…
Женщина застыла, потом всхлипнула.
– Обрадуюсь, – нежно коснулась мужнина лица Вера. – Значит, будет у Игоря братик или сестричка. Только ты, Антоша, документы на Игорька получи. Отберет ведь она мальчика!..
… Арина, помучив Антона с месяц, дальше не стала сопротивляться, отдала Игоря отцу. Она даже подписала документы на отказ от ребенка, закрутив новый роман с состоятельным великовозрастным мужчиной, который не терпел детей в доме. Арина приносила ему кофе в кабинет и благоговейно замирала, слушая, как муж стучит по пишущей машинке, она варила ему изысканные супы по кулинарной книге, она сметала метелкой пыль с книжных полок и верила, что обрела свое счастье. Хотя оно, возможно, бегало далеко от нее, держа за руку другую женщину…
… Вопреки страхам Верочки Игорь оказался совершенно нормальным мальчиком, только затюканным. Но Вера, баба Зина и баба Паша смогли оживить его детское сердечко…
… – Игорек! – Вера позвала сына со двора. – бери Таньку, и идите творог есть! Скоро папа придет. Давай, ну, что ты там застыл?!
Мальчик улыбнулся, позвал сестру и показал рукой куда-то вверх.
По бело-голубому, акварельно–нежному небу летели аисты. Они грациозно рассекали крыльями воздух, неся радость в чей-то дом. У Веры всё это уже было – дом, семья, детишки. Пусть летят дальше эти красивые птицы, пусть дарят добро миру людей. Жизнь длинная, много в ней всего понамешано, пусть помогут эти стройные птицы увидеть главное и простить прошлое, сохранить доброе и прогнать злое.