Друг

— Привет! Как дела?
— Плохо! Дурацкий какой-то вопрос. Все его задают, ожидая услышать в ответ что-то вроде – «нормально» или «хорошо». А на деле – никто и никогда не скажет, что у него дела – полный швах!
— Почему? Ты же говоришь?

— Говорю. Потому, что надоело. Банальные вопросы. Банальные ответы. Никому ничего не надо и неинтересно. У всех свои сложности, своя жизнь. А чужая… Да кому она нужна в сущности? Никому! Ты задаешь этот вопрос просто потому, что так принято. Выслушаешь сейчас все, что я скажу и потопаешь дальше, даже не вспомнив, о чем мы с тобой говорили. И это нормально. Какое тебе дело до моих проблем? У тебя что, своих мало?
— Хватает.
— Вот, а я о чем!
— Ты не прав.
— В чем это?
— В том, что мне все равно. Я тебе – друг.
— Друг… Мы знаем друг друга столько, сколько я себя помню. Собственно, я даже не помню того времени, когда тебя не было. Помню красные лопатки в песочнице, которые нам подарила твоя бабушка. Мы все время хватались за одну и отчаянно дрались, хотя вторая просто лежала рядом. Нам нужна была именно та, за которую мы воевали.
— Было дело.
— И ты всегда мне уступал.
— Потому, что не хотел ссориться.
— Ну и глупо! Надо было накостылять мне как следует, чтобы не зарывался. Вот это было бы правильно. А не эта твоя вечная уступчивость.
— Может, ты и прав.
— А эта твоя податливость на мою просьбу содрать у тебя контрольную или домашку? Зачем ты все время мне помогал? Может, если бы ты не делал этого, я стал бы ученым!
— Возможно.
— Ты опять?! Ладно – лопатка, ладно – контрольные. А когда ты уступил мне Алену? Это как назвать?
— Никак. Как я мог уступить тебе человека? А Алена ведь человек, а не овца на веревочке. С этим ты не станешь спорить?
— Не стану. Но, зачем?
— И тут ты неправ. Я никого тебе не уступал. Она просто сделала свой выбор.
— Но ты же мог за нее бороться! Сделать так, чтобы она выбрала тебя!
— А зачем?
— Ну, не знаю! С тобой невозможно разговаривать! Зачем нужна женщина? Создать семью, родить детей… Да просто почувствовать себя мужчиной, наконец!
— А кто тебе сказал, что я себя так не чувствую? И потом, у меня есть семья. И дети. Как и у тебя.
— Есть… Но, иногда я думаю, что лучше бы не было.
— Вот те раз! Почему?
— Да потому, что это все вяжет! По рукам и ногам! И уже сам не понимаю, где заканчиваюсь я, а где начинается это вот — «мы». Я не принадлежу больше себе, понимаешь?
— Да, понимаю. Но, разве это так плохо?
— Наверное, кому-то от этого хорошо. Тебе, например. Вон у тебя и дети – красивые и умнее поискать, а жена – загляденье. А у меня что?
— У тебя – Алена.
— Вот именно!
— А что тебя не устраивает? Ты же так хотел, чтобы она была с тобой.
— Так, то когда было? Ты ее видел? Что там осталось от той девушки?
— Немного. Но и времени прошло сколько. И сколько всего за это время было.
— Сколько?
— Двое детей и твоя мать, которую Алена досмотрела – не в счет?
— И что, что досмотрела? Разве не должна была? Я пахал как вол на двух работах, а она дома с детьми сидела. Приходил ночью и уходил с утра, когда еще темно. Света белого не видел. Когда мне было за матерью ухаживать?
— А Алена? Много видела за эти годы? Ты у нее хоть раз спросил, хочет ли она жить вот так? Перебежками. От грудного ребенка до лежачей свекрови? Или ты думаешь, что там все само собой происходило? Стирка, готовка и прочее?
— Машинка стиральная есть. Да и готовила она все это время что-то совсем простое. А я почему должен есть протертые супчики? Я мяса хочу! Я мужик все-таки!
— Молодец! Честь тебе и хвала, что это звание носишь. Только я одного не пойму.
— Чего?
— Ты когда ко мне приходишь, хоть раз видел мою Настену со сковородкой и куском хорошего мяса в руках?
— Нет.
— Вот именно! Я не говорю, что она приготовить это мясо не сможет. Еще как сможет. И даже лучше, чем я.
— Она же у тебя шеф-повар!
— Именно. Поэтому я и беру в руки сковородку сам, когда мне очень уж хочется чего-нибудь этакого. Ей кастрюлек и на работе хватает.
— Твоя работает. А моя что?
— Ты всерьез считаешь, что она ничего не делает?
— Теперь так и вовсе. Матери больше нет, а дети уже подросли. Чем ей заниматься?
— Не знаю. У нее спроси. Чего она хочет?
— Пытался.
— И что она сказала?
— Ничего. Заплакала и ушла в другую комнату.
— А что ты у нее спросил?
— Когда на работу думает выходить? Сказал, что хватит сидеть на моей шее.
— Мда… Молодец, что тут скажешь.
— Ты давай! Не очень-то! Я в своем праве!
— Да кто ж спорит?
— Я ее не понимаю.
— А она тебя?
— И подавно! Понимала бы – знала, что мне на нее сейчас даже смотреть неприятно. Запустила себя. Вон, твоя Настя, и фигура хоть куда, и выглядит как с обложки.
— Так ты у нее спроси, сколько это стоит.
— Да ладно тебе! При желании любая может себя в порядок привести.
— Ага. Было бы время и деньги. А когда было твоей Алене этим заниматься и на что? Она в сутки спала по три-четыре часа, пока твоя мать болела. Та ей не давала, звала ночами. А тут еще и дети. То болеют, то капризничают.
— Откуда это тебе-то знать?
— А я у нее спрашивал.
— Когда?
— Когда твой день рождения отмечали в прошлом году, помнишь? Алена тогда расстаралась. Даже Настя моя свой заветный блокнот достала, когда ее салаты попробовала. И все удивлялась – когда это Аленка все успевает?
— Подумаешь…
— Не мешало бы. Но суть не в этом. А в том, что я задал ей тот же простой вопрос, за который ты на меня сейчас обиделся. Просто спросил, как у нее дела.
— И она тебе прям все вот так вот выложила?
— Не все. И не сразу. Что-то мне рассказала, а что-то Настя подметила. Несложно было понять, чем живет твоя жена. А тебе ведь это даже и понимать не надо – все перед глазами.
— Защитник! Я бы на тебя посмотрел, когда каждый день – день сурка. Все по кругу и ничего нового! Надоело все.
— Измени.
— Как?! Легко сказать! Как будто это так просто! Куда я ее дену? Или детей?
— А их надо куда-то деть? С ними никак к переменам?
— Да ну тебя! Что б ты понимал?! Легко говорить, когда у тебя все отлично.
— А ты уверен, что у меня все именно так?
— Уверен! Сидишь тут! Довольный как слон! Машину новую купил, ремонт сделал!
— Завидуешь?
— Вот еще! Очень надо! Просто не понимаю, когда начинают давать советы те, кто ничего плохо в жизни не знал!
— О, как! Это ты про меня сейчас?
— А про кого?
— Понятно… Ладно. Знаешь, давно хотел, да все забываю.
— Что?
— Спасибо тебе сказать.
— За что?
— За совет.
— Не припомню, чтобы я тебе советы давал.
— Было дело. Помнишь, когда старший сын мой заболел? Мы тогда в Москву собирались, на операцию. Я на нервах. Настя вообще себе места не находила. Конечно, первый ребенок, а тут такое. И ведь кроха совсем. Ему же тогда всего три месяца было, а тут операция на сердце! Чего только мы не передумали… А тут ты приехал.
— И что?
— Денег привез. Сказал, что машину продал. Наврал ведь?
— Да. Я тогда кредит взял.
— Зачем?
— А как по-другому? Ты же не чужой мне.
— Спасибо!
— Не за что! Да только я совершенно не помню, чтобы какие-то советы давал тебе.
— Был. Один. Ты сказал, что надо жить одним днем. Вот есть сегодня и хорошо. А завтра – будет завтра. И не факт, что оно будет плохое, это завтра. И не надо никуда спешить. Делать далеко идущие выводы и думать о плохом.
— Я так сказал?
— Ты.
— Странно. Не помню этого.
— Зато я помню. И Настя помнит. Твои слова для нее были как ушат холодной воды на голову. А потом она подумала и решила, что ты прав. Так и держалась все то время. Не заглядывая вперед. Говорит, что учила себя радоваться именно тому дню, который вот он, сейчас. Что-то получилось в нем, что-то срослось и хорошо. Остальное – завтра. Говорит, что, если бы думала в тот момент о том, какие последствия могут быть у операции, совсем с ума сошла бы. Врачи говорили, а она кивала, соглашалась и не слушала особо никого. Просто верила, что завтра будет еще один день, но это потом. А сейчас открыл глаза, поел хорошо – и это тоже счастье. Это значит, что этот день еще есть… Что молчишь?
— Не знаю. То, о чем ты говоришь – не про меня сейчас. Тогда я был умнее.
— Так не бывает. Человек может поумнеть, а вот поглупеть – вряд ли.
— Значит, может. Сейчас я не сказал бы тебе ничего подобного. Сейчас все иначе.
— А что изменилось?
— Все! Как ты не понимаешь? Жизнь идет мимо!
— Так не стой на месте. Иди рядом.
— Легко сказать! Сделать сложно.
— Понимаю. Куда легче сидеть на обочине и ныть о том, как все плохо.
— Ты в своем репертуаре! Никогда меня не понимал!
— Возможно. А ты?
— Что я?
— Ты кого и когда понимал в последний раз?
— Не знаю! Я себя-то понять не могу! Где уж мне до других?
— Что, даже не пытался?
— Ну почему… Пытался. Алену понять пытался. Детей, которые к матери жмутся, а меня даже слушать не хотят. Хотя… Чего им меня слушать? Они и не видят-то меня толком. Ухожу – когда они еще спят, а прихожу – когда уже спят. Только редкие выходные да праздники с ними. Но, почему-то мне кажется, что это уже не совсем мои дети.
— С чего вдруг такие выводы?
— В них нет ничего от меня. Они такие… сами по себе люди.
— Это плохо?
— Очень! Дети должны быть похожи на отца!
— Занятные рассуждения. То есть, ты хочешь, чтобы они были твоей копией?
— Почему сразу копией? Пусть просто будут похожи!
— Внешне?
— Нет! Ты опять ничего не понимаешь! Они – другие! В них нет ничего от меня. Все от Алены. Вчера старший сын пришел из школы в порванной куртке и с синяком.
— Подрался?
— Ага. Заступился за какого-то первоклассника. Полез в драку.
— Мужик!
— Дурак он! Их было трое! И все старшеклассники! Ему что, больше всех надо? Кто ему этот мелкий? Никто и звать никак!
— Теперь я уважаю твоего сына еще больше.
— Вот! Я же говорю, что ты меня не понимаешь! Это был странный поступок! И никому это было не надо!
— Ему, наверное, надо.
— А зачем? Что он изменил, получив в глаз?
— Не знаю. Время покажет. Но, тому пацану, за которого он заступился, наверное, теперь не так страшно.
— Да плевать мне на это!
— Надо же! А ведь твой сын поступил так же, как и ты когда-то. И ты теперь говоришь – не похож?
— Я?! Да, когда я так делал?!
— Память у тебя… А про Веронику ты уже и забыл?
— Вспомни еще, что при царе Горохе было!
— А что так? Чем ты тогда отличался от твоего сына? Только тем, что за девочку заступился, а не за младшеклассника?
— Не начинай!
— Даже не думал! Я до сих пор помню, как потом светло было с тобой по улицам ходить после второй смены. Аж светился весь! И мать твоя чуть с ума не сошла, когда после этой драки тебе пришлось очки носить, потому, что зрение вдруг упало. И вышел ты тогда против… сколько их было?
— Пятеро…
— И не побоялся. А теперь говоришь, что твой сын странный.
— Все меняется. Был бы я тогда умный – прошел бы мимо!
— Ага. Рассказывай!
— Не веришь?
— Я слишком хорошо тебя знаю.
— Знал.
— Думаешь, что ты так изменился?
— Уверен.
— Тебе виднее.
— Это точно! Что ты грузишь меня?!
— Я?
— А кто? Я пришел к тебе как к другу, а ты…
— А я спросил, как твои дела…
— Спросил.
— А ты ответил. И ты прав. Сейчас мало кому есть дело до того, как дела у других.
— Но, не тебе?
— Не мне.
— Всегда был странным.
— Сам такой! Сидишь тут и битый час охаешь, а почему – не понимаю. Сын у тебя – человеком растет, а это значит, что и Алена у тебя – молодец! Несмотря ни на что – воспитала как надо. Да и на тебя посмотришь – полный порядок, а ты сидишь и страдаешь, что жена у тебя не такая.
— Это ты с чего взял?
— Что порядок? Да рубашка у тебя отглажена, а стрелки на брюках как лезвия.
— И что?
— А то, что я сегодня себе рубашку сам гладил. Настена умчалась с утра пораньше на работу. Банкет там у нее какой-то важный. А я собирался на работу сам. И детей собирал в школу. Завтрак там и все такое. Так вот я тебе скажу – утюг – это зло! Даже самый навороченный. Я Насте паровую станцию какую-то модную купил. Она не жалуется вроде. А я сегодня полчаса потерял, чтобы понять, как она работает!
— Инженер, елки-палки!
— Есть такое. Только в домашних делах что-то мало это помогает. И терпения на эти дела надо много. Мне проще вагон разгрузить, чем сварить своей дочке младшей кашу «как у мамы». Другую она есть отказывается!
— Капризы.
— А куда денешься? Они же меня с моими терпят.
— Ничего себе! Терпят!
— А ты как думаешь? Я вот настроение свое скрывать не умею. Если плохо – то все это видят. Младшая говорит: «к папе пришел Бабайка». И смеется. А меня отпускает. Пусть не сразу, но все-таки. А я понимаю, что я без них… Нет, кто-то, конечно. И даже вполне себе неплохой человек, специалист и прочее. Но, с ними я куда как лучше.
— Хочешь сказать. Что я счастья своего не вижу?
— Это ты сказал. Не я.
— Может ты и прав. Но это же сложно! Быть все время для кого-то! А для себя? Когда для себя?
— А разве то, что ты делаешь для них, ты делаешь не для себя?
— Не знаю. Я все время всем кругом должен. Алене, детям, еще кому-нибудь. А мне уже выть хочется от этих обязанностей.
— Так разведись. Откажись от детей. Купи себе мотоцикл, как мечтал когда-то и шуруй на все четыре. Кто держит?
— Сдурел?
— Разве ты не этого хочешь?
— Нет!
— Тогда, чего?
— Не знаю. Просто выдохнуть.
— В субботу в пять.
— Что?
— Рыбалка.
— У меня дела.
— Отложишь!
— Отложу.
— Вот и ладно. Жене – привет! Повезло тебе с Аленой.
— Передам. Ты это…
— Что?
— Прости, если что не так.
— Проехали! Бежать надо. Младшую на танцы отвезти, а старшего в бассейн.
— Я не спросил.
— Чего?
— Как у тебя-то дела?
— Хорошо. У старшего новая медаль. Первое место занял на областных.
— На спине?
— Кролем. А младшая на конкурс собирается со своими. Международный какой-то. Я уж и запутался в них. Пляшет с утра до ночи, но довольна. Сейчас полчаса поспит в машине, пока доедем и снова в пляс. При деле девица. У Насти вроде все нормально. Загружена по самую макушку, устает, но бросать работу не хочет. Планов громадье. Кстати, она твою Аленку к себе зовет. И та, вроде как, согласилась. Не говорила тебе она?
— Нет.
— Теперь знаешь. Что еще… Тебя вот увидел.
— Та еще радость.
— И не говори! Какой был вредный – такой и остался!
— Но-но! Я попросил бы!
— Да без вопросов. Ладно, пошел я. Время поджимает.
— Бывай!
— До встречи!
— А знаешь, что?
— Что?
— Спроси у меня еще раз.
— Как у тебя дела?
— Пойдет. Теперь уже лучше.
— Я рад.
— Я знаю.

***

Автор: Lara’s Stories

источник