Когда нашлась Надежда

 

На автобусной остановке раздался громкий женский крик. Женщина склонилась над девушкой, лежащей на кристально белом снеге. Лицо упавшей казалось совершенно безжизненным. И пожалуй белее хрупкого, девственного снега…

— Срочно скорую! Вызовите же скорую!

Мужчина на остановке достал телефон и быстро начал набирать номер экстренных служб. Он с запинками пытался объяснить куда ехать, пока женщина держала пострадавшую за голову.

 

 

Невысокая, молодая девушка в огромной черной куртке, лежала на снегу, тихо постанывая. Её грудь слабо вздымалась, руки хватали комья снега.

— Смотри на меня! Не закрывай глаза! – раздавался крик женщины. Она пыталась не дать несчастной потерять сознание, но та стала задыхаться, хватая морозный воздух потрескавшимися губами…И в конце концов затихла, словно внезапно успокоившись…

… Красно-синие огни скорой, выскочившей из за поворота, осветили небольшую остановку и лежащую на земле девушку. Фельдшер прыгнула на снег ещё до того, как остановилась машина. Она велела нести носилки.

— В гинекологию. Срочно! – констатировала она несколько секунд спустя, осмотрев пациентку. – У нас мало времени. Давайте быстрее…

Скорая неслась со скоростью света, пытаясь успеть довезти несчастную до больницы. Затем последовала операция, крики, спешка и суета. На дворе была поздняя ночь, когда всё закончилось, а девушку доставили в реанимацию.

Она очнулась спустя двенадцать часов. Её глаза медленно распахнулись, она сглотнула и покачала головой, осмотревшись. Медленно подняла дрожащую руку и положила её на впалый живот. Её глаза широко открылись, и она, забыв про слабость, начала водить рукой по животу.

— Ребенок! – беспомощно прошептала девушка и начала оглядываться по сторонам. – Где моя дочь?… Кгх… Кгх…

Громкий кашель разорвал тишину реанимации, внутрь вошла санитарка. Она подошла к пациентке, желая узнать, что случилось.

— Тише, дорогая, тише, – шептала она.

— Где мой ребенок? – осипшим голосом спросила девушка. – Где моя дочь? Что с ней? Принесите мне её…

Санитарка отвернулась от пациентки и сделала несколько шагов назад.

— Я позову врача, милая, только успокойся.

Девушка схватила санитарку за руку и притянула ближе. В её бледном ослабевшем теле неизвестно откуда взялись силы. Она впилась в руку хрупкой санитарки с такой силой, что та не могла вырваться. Наверняка, останется огромный синяк, но девушке было всё равно. Она лишь хотела узнать, что случилось с её дочерью.

— Отпусти, я позову врача, – осторожно попросила санитарка, но девушка словно не слышала. Её глаза ошалело смотрели на бедную женщину, рука с новыми силами сжимала её предплечье.

— Скажите… Прошу вас, – ослабевшим голосом произнесла девушка. – Где… где моя дочь?

Наконец рука обессиленно разжалась и беспомощно повисла в воздухе. Из глаз хлынул поток слез, девушка откинулась на подушку.

— Где… Где она? —

-У тебя… Ты… Ребёночка не удалось спасти , увы… Мне жаль, милая, очень жаль…

На миг, всего лишь на краткий миг, девушке показалось, будто её мир остановился. Она не смогла дышать, а сердце пропустило удар, потом второй, третий… Безжизненный пустой взгляд уставился в серую стену. Санитарка пыталась позвать пациентку, но та стала словно восковая кукла без сил, эмоций и жизни.

Женщина покачала головой и заторопилась к врачу.

Из реанимации девушку перевели к следующему утру, но она этого будто вовсе на земетила. Она лишь сменила стену, в которую смотрела. Теперь та была зеленая. Девушка не ела то, что ей давали, не вставала с кровати и лишь изредка делала то, что ей говорили.

Палата Елизаветы – это имя было написано в паспорте, найденном в порванной подкладке куртки, – была полна недавно родивших девушек. Они весело беседовали о детях, рассказывая друг другу истории про беременность и про мечты о будущем. Елизавета лежала на кровати, отвернувшись к стене. Каждый звук и каждый разговор, счастливый смех вызывали у неё боль в груди. Порой она накрывалась подушкой, чтобы ничего не слышать.

В один из дней ей пришлось выйти. Просто потому что роженицам принесли их детей. Крики младенцев были настолько болезненными, что Елизавета ушла. Она не могла больше терпеть и слушать. Это было выше её сил.

Холодный больничный коридор был почему-то пуст. Никого не было на пути, но это не вызвало никакого удивления у Елизаветы. Она просто шла вперед, ступая босыми ногами по ледяному бетонному полу. В другом крыле было приоткрытая комната со стеклом, за которым можно было увидеть несколько десятков детских кроваток.

Елизавета подошла ближе к стеклу и увидела, что кроватки пусты. Только в одной лежал младенец с огромными голубыми глазами. Он плакал и ворочал головой.

— Это Надюша, – раздался позади хриплый мужской голос. Елизавета не повернулась, она знала, что это её лечащий врач. – Её мама погибла несколько недель назад. Девочку еле удалось спасти.

— Почему мою девочку не спасли? – тихо спросила девушка.

— Когда тебя привезли, было уже поздно. Что с тобой случилось? На твоем триместре выкидыш не случается просто так…

Елизавета молчала.

— Где отец ребёнка? Он избил тебя?

— Мы сбежали от него… – девушка осеклась. – Я сбежала. Малышке не удалось.

Голос Елизаветы был почти равнодушным, только слабые отголоски скорби проскакивали.

— Он что-то сделал тебе? Ты знаешь, если да, то я обязан сообщить.

— Уже всё нормально. Всё хорошо.

Доктор кивнул, пожав плечами.

— Тебе нужно в палату.

— Ещё немного, – выдохнула Елизавета, прислонившись к стеклу.

— Надюшу завтра заберут в дом малютки, – поправив круглые очки, сказал доктор и ушёл прочь.

Елизавета наклонила голову, всматриваясь в девочку.

— Тебя никто не заберёт. Я позабочусь о тебе, милая. – прошептала девушка и сделала шаг в сторону двери в комнату детей. Лицо её изменилось, его словно подсветили изнутри. Подсветили лучиком надежды.

Она ещё не знала, что это был её первый шаг навстречу новой жизни. В которой будет ещё много всего — и грустного, и весёлого, и плохого и хорошего. Но одно она знала точно — в её жизни теперь будет любовь и звонкий детский смех…

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.92MB | MySQL:64 | 0,241sec