Наталья Ивановна, по многолетней учительской привычке и такой действенной обычно методике, открыла было рот, чтоб поставить в пример своей ученице – её мать.
Та помнилась ей, учителю начальной школы, очень хорошо: яркая эмоциональная девочка Лариса Абрамова, одарённая великолепной памятью, невероятным детским артистизмом, яркими амбициями и целеустремлённостью. Она была надеждой открытых уроков, концертов и всех мероприятий школы.
Её дочь, которую по новомодному веянию на старинные имена, назвали Аглая, была совсем другой: часто пропускала уроки из-за болезненности, отставала, была замкнута и рассеянна.
И только было Наталья Ивановна собралась сказать девочке: смотри, мол, мама твоя такая примерная была, такая славная, а ты …
Но вспомнив, что стало потом с той Ларисой, замолчала.
Класса с седьмого девчонку, как подменили. Вдруг съехала она в учёбе, начала грубить всем: матери, которая давно овдовела, учителям. Одноклассники вообще её не понимали: говорили — странная, и с головой не всё в порядке.
Видимо, так оно и есть. Она курила за школой и рассказывала одноклассницам сальные гадости о своей «крутой» взрослой жизни.
В восьмом классе она и вовсе перестала ходить в школу и пошла по кривой дорожке. Начала пропадать из дома. Поставили её на учёт.
А дальше и вовсе худо. Прослыла она по селу и дальше, как местная шалава, которая и за шмотки, и за деньги …
Нормальная работа стараниями матери у неё была – она торговала на рынке от местного магазина, продавала овощи. Но все знали, что и другое продать может.
От кого родила она Аглаю, никто не знает. Не факт, что и сама-то знает. И то, что внучка почти сразу оказалась у бабушки, было не удивительно.
Лариса то уезжала с очередным «другом сердца», и даже мать не знала, где её носит, то ненадолго возвращалась в село.
Бабушка Аглаи – Зина, избившись в щепу с дочерью, махнула на неё рукой. «Жальче» стало внучку, в ней и жизнь нашла.
А Аглая уже с младенчества делала всё возможное, чтоб бабушка напрочь забыла о непутёвой дочери, отдав всю себя без остатка внучке – она росла очень болезненной.
Зина вынуждена была продать хозяйство, которое выручало в лихие времена, потому что из больниц они не вылезали: лежали в Областной, и даже ездили на лечение.
У Аглаи определилась астма. Она периодически заболевала, бабушка бежала к соседям и везла внучку в больницу. Пару раз бабушке говорили, что вот вот:
– Смотрите, – говорила дежурная врач, – Сейчас синий треугольник появится на подбородке, это и будет – всё.
Бабушка хватала внучку и выбегала с ней на улицу, и носила-носила туда- сюда…
– Дыши! Дыши, милая. Дыши, Хлаша!
И Аглая розовела, вопреки врачебным прогнозам.
А вот бабушка Зина потом ходила по больнице, держась за стену – тяжело давались болезни внучки.
А ещё их одолевала нищета. Город, который всегда был выручкой, потребляя сельскую продукцию, сейчас выручить не мог. Бабушка корову продала и деньги от её продажи кончились быстро.
Дочь Лариса покоя не давала. Всё детство Аглая воспринимала материнские приезды, как большую беду.
Мать приезжала всегда весёлая, с пакетами конфет, а иногда и с яркими игрушками.
– Лучше б ты курточку ей купила. Совсем мала уж, – почему-то не радовалась приездам дочери Зинаида.
Первые дня два Лариса отсыпалась и одаривала Аглаю бесшабашной любовью. Сначала, ещё не умея проводить аналогии, Аглая очень радовалась её приездам и этим радостным минутам. Но когда немного подросла, и эти минуты перестали быть для неё добрыми.
Уезжала Лариса всегда со скандалом. Ей нужны были деньги в долг. Долг этот был настолько долгосрочным, что бабушкиной жизни так и не хватило, чтоб его отдать.
Бабушка с приездом дочери прятала подальше своё единственное золотое обручальное кольцо. Остальное золото уже давно было продано и часто без её на это позволения.
День на третий Лариса начинала одну и ту же песню: она в долговой яме, её убьют, если мать не поможет. Она падала на колени, рвала на себе волосы …
Бабушка не дослушав её, роняла голову на стол и рыдала. Она надсадно голосила, причитала, потом плакала долго и тихо. Кости на её спине ходили ходуном от всхлипывания, а руки в трудовых прожилках на столе лежали мёртво.
– Чего ты прибедняешься, корову ведь продала. Где деньги, мать?
В эти минуты Аглая убегала за дом в укромный уголок за поленницей и молила, чтоб мать скорей уехала. Им с бабушкой так хорошо. Зачем она приезжает?
Зинаида давала дочери немного денег только для того, чтоб та уехала и дала какое-то время пожить спокойно. Дочь моментально исчезала, забыв проститься с Аглаей.
– Ох, студёная ты какая! Опять заболеешь! Нашла себе место — за поленьями! Холодно ведь, не лето, – бабушка подоткнула под неё одеяло, погладила по голове.
– Бабуль, а почему мама нас не любит?
– Да что ты, милая! Любит по-своему. Только вот, видно, не научила я её любить-то. Всё для неё, для неё старалась, хвалила … а любить других не научила. Вот и мается теперь. Мы, люди, ведь оболочку только видим… А сердце видит Господь. Спи уже! А в следующий раз, как мать приедет, вон на печь полезай. Нечего на улице мёрзнуть…
Аглая понимала, что будет и следующий раз, и последующий. Будет много таких вот материнских приездов, высасывающих силы бабушки. Она всегда боялась этого и все больше и больше уходила в себя, когда мать приезжала. Она уже слышала и понимала мнение селян о своей матери и потихоньку начала её ненавидеть.
Им с бабушкой было нелегко всегда. Хоть по настоянию учителей, бабушка и оформила опеку, но этих денег и её пенсии не хватало всегда.
Зинаида держала внучку на особом положении, она обделяла себя, лишь бы Аглае досталось лучшее. Внучка по-прежнему болела часто, и Зина всё время боялась её недокормить. Как только она понимала, что до пенсии не дотянут, тревожный взгляд останавливался на внучке:
– Ешь, ешь, Хлаш, не смотри на меня, я только что та-ак наелась.
Однажды, в такой вот тяжёлый момент, когда бабушка пересчитывала последние гроши, понимая как ей тяжело, видя, как иссушилась она от невзгод, Аглая спросила:
– Бабуль, а ты меня в детдом не отдашь?
Бабушка резко подняла голову, взглянула на внучку размытыми, глубоко ввалившимися глазами и ответила:
– Да кто ж тебя отдаст! Ишь, удумала! Чё ли ты худа трава, чтоб с поля тебя выживать? Вытянем внученька, как-нибудь вытянем.
Она обняла Глашу, а потом вдруг отстранила и пошла в комнату. Там заскрипел замок большого её сундука. Аглая заглянула в комнату. Бабушка неподвижно стояла на коленях перед открытым старым сундуком и держала что-то в ладони.
– Вот, видно его время пришло. Вот, – она протянула руку к внучке.
В морщинистой тёмной ладони бабушки лежало широкое золотое её обручальное кольцо.
– Думала на свадьбу тебе приберегу, дед ещё покупал, – она с нежностью провела пальцем по кольцу, – Но сейчас нужнее. Лекарства тебе возьмём и ботинки можа тёплые. Так и будет.
Им очень повезло с врачом в районной больнице. То ли прониклась Ольга Сергеевна к ситуации в семье, то ли просто – человек была хороший, но помогала, чем могла. Она и настояла на оформлении инвалидности для Глаши.
А потом Глаша начала периодически ездить в реабилитационный центр для детей с инвалидностью. Находился он за городом, на берегу Волги.
Аглае было лет двенадцать, когда именно там, в этом центре она познакомилась с Димой.
Ночью ей не спалось и она вышла на балкон. В небе рядом с одинокой звездой, будто неровная половина обкусанного яблока, горела луна. По полю стелился ночной туман, цветы прикрыли свои ресницы для ночного сна.
Аглая любила это место. Здесь её понимали, здесь она числилась примерной ученицей, не то что в школе, где вечно была в отстающих. Здесь, то ли от профилактического лечения, то ли от самого воздуха – легко дышалось и ясно думалось. А думала Аглая о своём будущем, о том, что надеяться ей не на кого, о том, что уже и бабушке нужна её помощь.
На соседнем балконе послышался шум – опираясь на палку, туда вышел из соседней комнаты Дима. Он был постарше и у него было какое-то заболевание опорно-двигательного аппарата, он передвигался с палкой или костылями, подтягивая правую ногу, а на дальние расстояния – в инвалидном кресле.
– Привет!
– Привет!
– Не спится? – спросил Дима.
– Неа. И тебе?
– А я каждую ночь тут. Люблю вот так, посидеть тут, подумать.
– О чём? – спросила Глаша.
– Да обо всем, – Дима устроился на выдвижном стульчике, – О том, как мне жить дальше. И ты знаешь, здесь мне всегда кажется, что всё в моих руках, всё хорошо будет. Место удивительное, заряжает.
И теперь каждую ночь они были тут. Иногда Глаша наклонялась через перила и видела Диму, но чаще они сидели на откидных стульях, прислоняясь спинами друг к другу через тонкую стенку. Не видя друг друга они болтали часами, иногда замолкая и просто любуясь ночным небом.
Это было нарушение режима, эта была только их тайна, которая сближала и сближала два одиноких сердца. Днём они общались мало.
У Аглаи тогда телефона не было. Поэтому после первой встречи они расстались на два года. Даже и не думали, что встретятся опять. Но случилось.
Опять свела судьба в этом же реабилитационном центре. И уже больше они друг друга не теряли.
Однажды утром, когда Аглая была в школе, к Зинаиде в дом постучал мужчина, назвался отцом Димы, и очень просил позволить поставить для Аглаи компьютер, об этом просил сын. Он уже всё привёз, обещал всё сделать сам, говорил, что ему это будет совсем недорого, потому что сам занимается как раз ремонтом такой техники. Зина растерянно дала добро.
И вскоре Николай уже вносил в дом кучу незнакомой Зинаиде техники и прикреплял антенну.
Внучка порхала от счастья. А что ещё надо бабушке?
С того самого момента, как начала общаться Глаша с Димой, потихоньку вдруг начали налаживаться её дела в школе. Отставая по основным предметам, она взялась за литературу и историю. Потихоньку, благодаря Диме, начала вникать в дела компьютерные, вникала в нужные английские конфигурации и вскоре стала лучшей по информатике.
Однажды, когда шла она из школы с тяжёлым сердцем, потому что в доме была мать, ещё во дворе она услышала надрывный плач бабушки.
Аглая вбежала в дом. Бабушка лежала на диване, уткнувшись головой в подушку и рыдала так, что плечи её ходили ходуном.
– Бабуль, бабуль! Ну ты чего? Чего случилось-то? – бабушка подняла заплаканное лицо, но сказать ничего не смогла, только махнула рукой в угол.
Только сейчас Аглая увидела пустой стол. Ни проводов, ни компьютера на месте не было.
Лариса улучила момент, когда мать ушла в магазин за хлебом к обеду и уехала, прихватив с собой самую дорогую в доме вещь – компьютер.
– И как утащила только? Тяжёлый ведь. Сволочь! – бабушка утирала слёзы кончиком платка, – Как людям в глаза смотреть, вот скажи?
И бабушка опять горько заплакала. Аглая упала на диван. Сейчас тоже хотелось рыдать и биться.
Компьютер соединял её с миром, был её основным сейчас помощником в учёбе и увлечением, но самое главное – он соединял её с любимым Димкой. Каждый вечером рассказывали они друг другу, как прошёл день. А теперь? Телефон такого видеообщения не заменял, да и дорого.
Но рядом безутешно плакала бабушка, ей было больнее. И Аглая первый раз в своей жизни вдруг осознала ответственность за эту скрюченную от горя старушку.
Нет, это уже не бабушка должна сделать всё, чтоб она была счастливой, это она должна сделать так, чтоб бабушка была счастлива.
– Не плачь, бабуль! Не плачь! Все живы здоровы, нечего рыдать. А компьютер, придёт время, я и сама куплю. Ты только не плачь.
Она позвонила Димке и честно рассказала о случившемся. Вскоре отзвонился Николай и выспросил адрес Ларисы. Зина переживала очень. Что-то будет!
Но ничего особенного не случилось. Просто Николай с другом приехал вечером к очередному сожителю Ларисы, хоть было это и далековато, постучал в облезлую дверь и пригрозил полицией.
Они забрали всё, что осталось от компьютера. Монитор пара уже успела продать. Подробностей этой поездки Аглая не знала, но сейчас обе они вдруг почувствовали защиту.
Аглая пыталась убедить бабушку, что мать вообще нельзя пускать в дом. Но та по-прежнему жалела непутёвую дочь, причитала и молилась.
– Надо бы, надо бы…Так ведь как же, Хлашенька, это ведь и её дом тоже.
Вскоре семья Димы перебралась в Москву. В Московский вуз на факультет со сложным названием поступил Дима. Один жить он не мог, сначала с ним уехала мама, а вскоре и отец. Им тоже было нелегко – снимали там квартиру.
А зимой Дима предложил:
– Глаш, ты прости, может я навязываюсь со своими болячками, но ты ж понимаешь …. Я – инвалид и уродец, я никогда не встану нормально на ноги, скорее всего будет хуже и хуже. Но … Я никого, кроме тебя, рядом с собой не представляю. Нам рано ещё говорить о свадьбе, но я … Вернее мы с родителями хотим тебе такое предложение сделать: ты так и не решила, куда поступать после девятого. А не хотела бы ты поступить заочно в техникум при нашем университете? Тут есть как раз твоя — гуманитарная направленность. И я помогу. Подадим документы в несколько…. Жить будешь с нами.
Потом Димка ещё долго распылялся в объяснении выгоды этого предложения для них самих: маме предлагали высоко оплачиваемую работу, но там она должна находится весь день и даже вечер. А Диме трудно было самому добираться до вуза и обратно. Помощника нанимать было дорого, а Глаша — практически будущая жена.
Но Глаша уже почти не слушала, она сразу была согласна. Вот только поступить бы! И бабушка …
Но зря боялась Аглая рассказать бабушке об этих планах. Та их встретила как раз с энтузиазмом:
– Соглашайся, милая, соглашайся. Такая семья хорошая, – а потом хватилась, – Так ведь чай деньги нужны? Москва… Ох, не осилим …
Они отказались от красивого платья на выпускной, от кафе, от школьного фотоальбома. Аглая полгода таскала почту, и всё заработанное и сэкономленное они откладывали на Москву.
Димка основательно натаскивал её на экзамены. И всё получилось. Глаша прошла в один Московский техникум на бюджет, на заочку. Помогли и льготы по инвалидности. И в августе уже, простившись с бабушкой, вооружившей её пирожками и закатками, отправилась в Москву.
Любовь окрыляет, а эти крылья помогают справиться с любой ношей.
Аглая легко вклинилась в чужую семью. Она была скромна, трудолюбива и понятлива. Родители уезжали рано и приезжали поздно, и Глаша с Димой вдвоём легко управлялись с хозяйством. Они преодолевали неудобства лестниц, тесноту лифтов и другие препятствия, незаметные здоровым и неизменно трудные людям особенным. Они оба помогали друг другу: Димка заставлял её проходить курсы лечения, всегда таскал её запасной ингалятор.
Родители помогали деньгами. И, заботясь о внучке, присылала деньги бабушка.
Как только стукнуло Глаше восемнадцать, к назначенному сроку она направилась за бабушкой. Глаша привезла её к росписи. Свадьбу они скромно отметили дома.
Это был единственный раз, когда Зина была у внучки в гостях. Вернее, в съёмной квартире семьи Димы. Время шло – бабушка старела.
Дима, проведя всю свою сознательную жизнь за компьютером, стал отменным высокооплачиваемым программистом ещё обучаясь. Вскоре ребята, с небольшой помощью родителей Димы, купили своё жильё в Москве. И родители, спокойные за сына с такой женой, через несколько лет вернулись на родину. Приезжали уже только, когда родились внучка и внук – здоровые ребята.
Были и трудности, когда рождались дети. А у кого их нет? Никак не отступали болезни, но жизнь шла своим чередом.
Сколько раз Аглая звала бабушку к себе! Но та не могла оставить непутёвую Ларису.
– Так ведь, как она без меня-то?
Аглая помогала деньгами. Лариса все чаще приезжала в дом, чаще болела и продолжала жаловаться на жизнь. А потом и вовсе вернулась к матери.
Аглая хорошо помнит последнюю встречу с бабушкой. Тогда она не повезла к ней детей, зная, что бабушка уже плоха. Поехала одна. Она вошла в пахнущий плесенью дом.
Бабушка сидела возле окна на высоком кресле, подаренном внучкой и сматывала нитки в клубок. Тикали часы. Жизнь неслась полным ходом, охватывая всё и всех новыми технологиями, а в этом доме всё было по- прежнему.
– Ох, – не столько увидела, сколько почувствовала Зинаида внучку, – Ох, Хлашенька, что стоишь-то у порога? Подойди, что-то в ногу стрельнуло. Дай хоть хляну на тебя, дай перекрещу.
Аглая послушно встала перед бабушкой. Бабушка хотело было встать, но её шатнуло и она ухватилась за стол, выронив клубок.
– Остарела я, милая, ох, остарела.
Аглая подняла клубок и сгребла бабушку в объятия, всем нутром почувствовав её старость. А потом усадила её на диван, присела перед ней и начала целовать сухие её жёлтые, как луковая кора, руки.
– Выросла ты, красавица моя, выросла, – Зина гладила внучку по голове, – Жизнь-то у нас с тобой была какая — не приведи Господи, а вот выросла.
– Если б не ты, бабуль, если б не ты …
Аглая наняла женщину, чтоб присматривать за бабушкой, на мать надежды не было.
А вскоре бабушка умерла. Сообщила об этом Аглае нанятая сиделка. И когда Глаша уже подъезжала, пьяно рыдая, ей позвонила мать. Не позвони сиделка – на похороны бы внучка не успела.
– Ох, Глашка, осиротели мы с тобой, осиротели! – рыдала мать на похоронах, – Какая женщина была, таких матерей и не сыщешь!
Аглая не плакала. Виноватой себя чувствовала, что так и не смогла сделать свою бабушку счастливей, потому что спицей в колесе жизни бабушки была её дочь. Она вцепилась в сердце любящего человека и не отпускала, она пользовалась её любовью, ничего не даря взамен. Аглая жалела, что рядом с бабушкой её не было в последние минуты.
Так и хотелось, время вспять вернуть.
– А ты разве на девятый день не останешься? — потом спрашивала мать.
– Не останусь, но я денег тёте Люде оставила, там хватит на всё, и на памятник тоже пришлю ей.
– А чё это Люське-то? Совсем уж не доверяешь матери? – зло спросила Лариса.
– Не доверяю, – спокойно ответила Аглая.
– Злишься, значит? Не прощаешь? А Бог прощать велит, а уж особенно матерей. У меня, чай, тоже жизнь была — не сахар. Хоть бы в горе-то таком простила!
Аглая грустно посмотрела на мать. Не было уже той злости и ненависти, которую испытывала она раньше, потому что ушёл тот, ради кого и злилась она на мать. А теперь вроде и смысла не было.
– А ты теперь через Бога у матери прощения попроси. Раз при жизни её не получилось. Может и услышит, – спокойно посоветовала Аглая.
– Ох, злая ты, девка! Как можно-то так! Прощать надо уметь! Видать, не научила тебя бабка уму-разуму.
Аглая ничего не ответила. Слова матери прозвучали пустым никому уже ненужным звоном. И хоть рано ещё было, но Глаша вызвала такси. Смысла находиться в этом раньше таком родном доме больше не было. Здесь было пусто.
Она ехала, прижавшись лбом к стеклу и не было ей тяжело от того, что не простила мать.
Мать была помножена на ноль уже давно, это место в душе давно было занято бабушкой – женщиной, которая умела любить…
И хоть Аглая и бывала потом ещё в родных краях – на кладбище у бабушки, в родной дом она зашла только тогда, когда приехала хоронить мать.
Друзья, благодарю вас за прочтение этой истории. Надо уметь прощать, но не всегда это сделать удаётся …