Не путай чемоданы, Вася

— Васька, паразит такой! Опять бедлам устроил?! Да сколько ж можно! Как матери не стало, так совсем с катушек слетел! А, ну! Разгоняй свою компанию веселую! А то я сейчас участковому позвоню! Он тебе быстро объяснит, как вести себя надо! Слышь, что говорю-то?! Обормот!

 

 

Соседка погрозила кулаком стоявшему на своем балконе и смотрящему в небеса Василию, но тот в ее сторону даже не глянул.

Он стоял, стиснув давно некрашеные перила, и вглядывался в просвет между тучами, которые заволокли небо над городом. Уже вторые сутки тучи танцевали над крышами, то приседая низко-низко, так, что казалось, еще чуть-чуть и коснутся они своими иссиня-черными подолами старых телевизионных антенн, еще кое-где венчавших крыши, то поднимались выше, сверкая кружевами выбеленных прятавшимся за ними солнышком нижних юбок. А иногда эти непрошенные гостьи принимались глухо и угрюмо ворчать, словно старые матроны на балу, где никто уже не приглашает, а танцевать еще хочется.

Василию эти церемониальные грозовые танцы всегда нравились, и он не упускал возможность полюбоваться ими. Соседку он даже слушать не стал.

Думал о своем…

За спиной шумела чуть пьяненькая уже компания, но Василию было не до них. Половину из этих людей он даже не знал. Их привела Ирина, коллега матери. Сказала, что нужно все сделать по-человечески. А это, видимо, значило, что нужно наварить сладкой каши, уставить стол бутылками, и позвать гостей.

Василий этого не понимал. Зачем в его доме эти люди? К кому они пришли? Маму они не знали, а потому и вспоминать им о ней было нечего.

Но Ирина, с которой мать Васи когда-то приятельствовала, настаивала на своем.

— Она мне не чужая! Вася! Как ты так можешь? Традиции соблюдать надо! Их же не просто так придумали! Будет мама твоя там маяться! Пути не найдет!

— Где, Ирина Михайловна? Где она будет маяться? – Василий пожимал плечами.

В загробный мир он не верил, но очень хотел. От одной мысли о том, что маму он больше никогда не увидит, ему становилось плохо. Совсем как в детстве, после катания на карусели. Однажды он уговорил маму позволить ему прокатиться на аттракционе не разок, как обычно, а трижды. И потом долго сидел на лавочке, пытаясь справиться с накатившей тошнотой, пока мама бегала за водой, а потом мокрым платочком вытирала ему лоб.

— Васенька, я же говорила – не надо!

Даже сердясь, она никогда не кричала на него и не ругалась. Смотрела чуть укоризненно и ласково, и качала головой.

— Васенька, нельзя так…

Никто из соседей и знакомых не понимал, почему это спокойно и тихое: «Васенька», действует на него не хуже хорошей порки.

А он просто не мог огорчить ту, что была для него всех дороже.

Они жили вдвоем.

Мать Василия была воспитанницей детского дома и о родственниках своих, если они где-то по белому свету и скитались, понятия ни малейшего не имела.

Когда-то у Васи был и папа, но его не стало, когда мальчику исполнился всего год. Родители Васиного отца от внука тут же открестились, не желая ничего знать ни о невестке, которая с самого первого дня ко двору не пришлась, ни о мальчике, которого так и не успели узнать, поскольку видели по собственной воле лишь раз – на выписке из роддома.

Мать на общении Васи с бабушкой и дедом настаивать не стала.

— Насильно мил не будешь…

Фотографию отца, лучшую, она увеличила, сделала три копии, и повесила на стены – в своей спальне, гостиной, и комнате Васи.

Чтобы мальчик помнил…

И Вася, пока рос, каждый день просыпался с мыслью о том, что у него когда-то был самый лучший в мире папа, который его очень любил. И пусть судьба-злодейка, решила, что Васе второй родитель рядом не нужен, память, оставшаяся от отца и тщательно переданная от матери к сыну, была ей не подвластна.

Отец ушел внезапно, по дороге с работы домой. Просто присел на лавочку у остановки автобуса, и люди даже не сразу поняли, что ему нехорошо. Скорую вызвали, но было уже поздно.

— Сердце… — рассказывала позже мама Васе о причинах произошедшего. – Оно у твоего папы было большим и любящим. Вот и не выдержало. Столько зла вокруг… Никаких сил не хватит…

Конечно, маленький Вася не понимал, о чем говорит мама. Но, когда он подрос, она подробно и без утайки рассказала сыну, кем работал отец и почему не смог вынести предательства.

— Подставили его, сынок. А он это даже не сразу это понял. Всегда считал, что на страже закона стоят только честные люди.

— А это не так?

— Что мне сказать тебе, сын? Наверное, лучше правду? Нет. Не так. Потому, что люди очень разные. Есть те, кто думает о других. Пусть и не всегда. Таких альтруистов, которые все для других и ничего себе, на свете очень мало. Но если человек хотя бы в рабочее время думает о том, что трудится для общего блага, то о нем можно сказать, что он поступает по-человечески. А есть другие… Они думают, Вася, только о себе. И готовы закрывать глаза на что угодно, лишь бы им от этого что-то перепало.

— Эти люди обидели папу?

— Они предали его. Предали его доверие. Из дела, которое он вел, пропали важные документы. И папа точно знал, кто это сделал и зачем, но исправить эту ситуацию не мог никак.

— Почему?

— Потому, что если это делает человек, который стоит выше тебя по положению и должности, то спор с ним может закончиться так же, как у Дон Кихота.

— Это ты о том, как он с ветряными мельницами воевал?

— Именно, сын. Ты очень умный мальчик.

— Мам, а как тогда доверять людям? Ведь, подобное может сделать любой человек?

— Может. Но не обязательно должен. Если не иметь веры в людей, то как жить тогда, сын? Невозможно. Немыслимо…

— Это так сложно, мам…

— Очень! Ты прав… Будь осторожен! Будь внимателен! Доверяй в первую очередь себе и своим суждениям. Пусть они не всегда будут правильными, но осторожность может дать тебе преимущество. Будь папа осторожен… Но не будем об этом.

— Почему?

— Потому, что нельзя жить задом наперед. Нельзя все время смотреть в прошлое. Это может плохо кончиться. Нужно делать выводы, пусть и горькие, и идти вперед. Кто предупрежден, сын, тот вооружен. Запомни это! Я не знаю, какую дорогу ты для себя выберешь. Просто помни, пожалуйста о том, что я сказала. Обещай мне, что будешь помнить!

— Обещаю, мам…

Но мама рассказывала Васе не только о плохом. Хорошего было куда больше. Она возила Василия по местам, где бывала с мужем. И благодаря этому, мальчик прошел все дороги, о которых помнила мама, и где когда-то ходил его отец. Она смогла показать сыну ту часть своей жизни, которую он не знал и не мог помнить, но в которой уже был.

— Сюда мы ездили, когда я носила тебя, Васенька. Мы гуляли с папой по этому парку и мечтали о том, каким ты будешь.

— А ты знала, что у тебя буду именно я?

— Наверное… — Галина задумчиво смотрела на сына, а потом улыбалась. – Нет! Точно знала! Тогда не было такой диагностики, которая могла бы определить пол ребенка и мне все твердили, что будет девочка. Даже папа твой сомневался. Его мать говорила, что у меня форма живота какая-то особенная, и потому, точно будет девочка. А я откуда-то знала, что будешь ты. Мальчишка… Мой сын…

— Папа меня ждал?

— Очень. Вась, я не видела более счастливого человека в своей жизни, чем твой отец в тот день, когда тебя впервые увидел. Ты для него был как открытие… Самое важное в жизни. Самое долгожданное. Знаешь, ты был той самой его мечтой, которая сбылась…

Конечно, со временем, Вася для себя многое понял. Например, то, почему бабушка и дед не захотели его знать. Но обиды, опять же, благодаря маминым объяснениям и стараниям, у него на стариков не было. Зачем? Кому от этого будет хорошо? Ему? Вот уже точно – нет! А им? Как там было про два понедельника? Ну и нечего! Стариков жалеть надо! Пусть даже они этой жалости и не заслуживают.

После того, как мамы не стало, Вася набрал-таки номер бабушки. Хотел услышать хоть чей-то голос, из тех, что слышала когда-то мама.

Но женщина, которая ответила ему, говорить с ним не пожелала.

— Не звоните сюда больше, молодой человек! Мы вас не знаем. И знать не хотим!

Василий немного послушал губки отбоя, а потом отложил телефон в сторону, и мамин голос все-таки зазвучал. Он услышал его так четко и ясно, как будто она стояла рядом.

— Васенька, не надо. Пусть живут с тем, что имеют. У тебя багаж другой. А потому – не путай чемоданы, Вася! Не стоит!

Присказка про багаж была у Васиной мамы любимой. Ее историю она рассказала сыну, когда они впервые поехали на юг, к морю.

Васе было тринадцать, и он до этого ни разу не видел моря. Только на картинках и в кино.

Мама работала на двух работах, но скопить денег на такую поездку быстро ей было не под силу. Всегда находились какие-то другие дела и заботы.

Пенсию, которую они получали, мама не трогала. Старалась справляться своими силами, приговаривая:

— Будет тебе, Васенька, квартира. Пусть маленькая, но своя. Поживешь там, освоишься, научишься сам управляться, а потом, когда у тебя семья появится, я туда перейду, а тебе оставлю ту, в которой мы живем.

— Мам, я не хочу, чтобы ты жила отдельно. Мы всегда будем вместе!

— Нет, Вася! Это неправильно! На одной кухне не может быть двух хозяек. Даже если мне достанется самая лучшая невестка на свете, правильным будет, если нам не придется делить с нею кастрюльки и сковородки. Молодая семья должна жить отдельно! Точка! Это мое мнение, сын. И ты должен с ним считаться. Я буду помогать, если попросите. С удовольствием возьму на руки твоих детей. Но постараюсь исключить любую возможность конфликтов. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Я не смогу быть счастлив без тебя! Как ты этого не понимаешь?

— А почему без меня? Людям не обязательно держаться за руки, чтобы оставаться близкими и родными. Я могу уехать на другой конец страны. Но разве буду я тебя любить от этого меньше?

— Нет…

До этой поездки крошечная дачка, которая осталась от отца, была для Васи и его матери настоящим спасением в жаркие дни. Недалеко от города, в живописном месте, рядом с большим озером и железнодорожной станцией, она становилась для них пристанищем на все лето. Здесь было тихо и раздольно. А еще были знакомые и друзья родителей, а у Васи – большая компания из таких же подростков, как он сам. Здесь были песни у костра, картошка, обжигающая и пачкающая сажей пальцы, вкуснее которой не было ничего на свете, утренняя рыбалка, с которой Василий почти всегда возвращался с уловом, и первая любовь его – Леночка. Соседка, ровесница, подруга… С Леночкой Вася сначала лепил куличики, потом сидел с удочкой на берегу, а после катал на велосипеде, пока родители не купили девочке свой.

Нужно ли говорить, что Васе море не снилось и ехать туда он не очень-то и хотел?

Но мама его об этой поездке мечтала. Первый и последний раз в своей жизни она была там с Васиным отцом и мечтала показать сыну места, которые остались в ее сердце, то тревожа воспоминаниями, то утешая душу.

Вася тащил по перрону чемодан и тихонько бурчал себе под нос, что больше всего на свете хотел бы очутиться сейчас на даче и сидеть с Леночкой на берегу озера, глядя, как другие ребята ныряют с высокого берега. Он почти шептал, не желая расстраивать маму, но так увлекся этим занятием, что чуть не сшиб с ног женщину, которая спешила в сторону вокзала.

— Ой! Молодой человек! Смотрите, куда идете!

Вася засуетился, помогая женщине поднять книгу, которую та уронила, столкнувшись с ним, и случайно ухватил за ручку чужой чемодан.

— Вась, оставь в покое чужие вещи! Мы на поезд опоздаем!

Мама вмешалась, приобняв его за плечи и извиняясь улыбкой за неосторожность сына. И женщина, которая еще минуту назад готова была разразиться гневной тирадой, вдруг улыбнулась в ответ:

— Хороший у вас мальчик! Хотела бы я иметь такого сына…

— Мне тоже нравится! – рассмеялась в ответ мать Васи, и, подтолкнув сына, махнула женщине рукой на прощание. – Пусть у вас все получится! Я от всей души желаю вам этого!

Женщина ахнула, но Вася не понял почему. Просто запомнил ее удивленно расширившиеся вдруг глаза и робкую улыбку.

— Мам, почему ты так сказала? – пристал он с расспросами к матери, как только поезд тронулся.

— Сама не знаю, сынок. Просто повторила пожелание, которое когда-то подарили мне.

— Как это?

— А вот так! Убери чемодан на полку, и я расскажу.

Василий выполнил мамину просьбу и пристроился за маленьким столиком.

— Мы с папой ехали на море. На таком же вот поезде. Такие же боковые места в плацкартном вагоне и предвкушение того, что нас ждет. Мы не думали ни о чем, просто радуясь тому, что имеем в моменте. Твой отец умел это. Радоваться мелочам и ценить время. И меня учил.

— А этому нужно учиться?

— Конечно! Далеко не все люди это умеют. Многие бегут без остановки, стремясь к чему-то новому всю свою жизнь, а потом выясняется, что все хорошее уже случилось. И здоровье, и любовь, и радость. А они ничего не заметили. Пролетели мимо, мечтая о большем, и не понимая, что эти моменты светлые уже никогда не вернуть. Такая вот наука, сын. Она простая, но дается не каждому. Точнее, не так. Понимание рано или поздно приходит к каждому, но вот правильно принять это знание, дано не всякому.

— Я, кажется, понял…

— И это прекрасно! Я рада, если это так.

— Мам, а дальше?

— Ах, да! Я отвлеклась. Ну так вот! Едем мы, мечтаем, и на какой-то станции выходим подышать свежим воздухом. Жара, ведь, лето… В вагоне душно было, а тут ночь, уже южная, над головой. Шумный вокзал, где все куда-то спешат, и мы среди этой толкотни, счастливые до невозможности… Твой папа отошел на минутку, чтобы купить воды, а я разглядывала людей, которые бежали, шли, плелись, обвешанные чемоданами и сумками. И наблюдать за ними было так интересно, что я увлеклась и не заметила, как прямо на меня движется тележка носильщика. Она ударила меня по ноге, я шагнула в сторону и сбила с ног женщину, которая спешила на поезд, стоявший на соседнем пути. Ее чемодан отлетел в одну сторону, сумочка – в другую. Она испугалась. Я испугалась. Даже папа твой, который уже спешил в нашу сторону, и тот испугался. Я думала, что эта женщина обругает меня, накричит, заставит краснеть, а она вдруг улыбнулась, сидя на грязном перроне, и протянула мне руки. «Ну же, милочка! Помогите мне подняться! И вернуть мой багаж! Он мне дорог, как память. Последней у меня уже почти нет, а потому, нужно беречь хотя бы остатки. И давайте постараемся не перепутать мой чемодан с чужими. Чужой багаж мне не нужен! Запомните! Он никому не нужен! Чужой-то багаж! Боже! Что вы так побледнели?! У вас такое прелестное личико, что мне не хочется с вами ссориться! Поверьте, это пустая трата драгоценного времени! И никому не надо! Вам надо? Нет? Ну и мне ни к чему! Давайте пожмем друг другу руки, и я побегу дальше! Меня впереди ждет счастье! А вас?» Я помогла ей подняться и привести себя в порядок, пока она говорила, и эта женщина посмотрела на меня так внимательно, пристально, что я даже немного испугалась, а потом сказала: «Я желаю вам, чтобы все получилось и случилось! И поверьте, так и будет!». Откуда ей было знать, что мы с папой мечтаем о ребенке?! О том, что у меня проблемы со здоровьем? Она не могла этого знать и сказала, скорее всего, эту фразу просто так. Но для меня эти слова почему-то стали пророчеством. Из той поездки мы привезли тебя…

— Мам, а это страшно? Становиться мамой?

— Не буду тебе врать. Очень! Я боялась рожать. Боялась брать тебя на руки. Мне некому было объяснить, что мама ребенку навредить не может. Если она… мама… Я поняла это сама. Пусть и не сразу, но поняла. А еще поняла, что, если уж ты стал родителем, то обратного пути нет. Есть только дорога вперед. И тебе придется пройти по этой дороге. Неся на руках своего ребенка…

— Не всегда же на руках, мам! Я, вон, уже какой! На ручки не возьмешь!

— Всегда, сынок… Всегда! Ты потом это поймешь. Когда вырастешь и станешь отцом.

Василий прислушался к грому, где-то далеко начинавшему играть на своих барабанах и подставил лицо первым каплям идущей на город грозы. Теперь стало легче. И слезы, которые смешались с дождем, больше никому не могли рассказать о том, что творится у него на душе.

За его спиной, в гостиной, что-то разбилось, и Василий вздрогнул.

«Достаточно, да, мам? Хватит! Пора паковать чемоданы и дальше, дальше по дороге… Как ты хотела…»

Ирина подняла тонкие, тщательно выщипанные брови, когда Василий аккуратно отодвинул белые занавески, тщательно отглаженные всего несколько недель назад матерью, и прикрыл балконную дверь.

— Вася, налить тебе? Или поешь чего-нибудь?

— Нет. Спасибо, Ирина Михайловна. Я думаю, что пора и честь знать. Мама не хотела бы всего этого.

— Васенька, что ты! Как же так?! – Ирина засуетилась, выразительно поглядывая на людей, сидевших за столом. – Мама…

— Мама сказала бы то же самое. Спасибо вам! И до свидания!

Спорить с ним не стали. Все-таки хозяин. Потянулись к выходу, прихватывая со стола початые бутылки.

— Не дело это, Васенька! Нельзя так с людьми! Один останешься!

— Да.

Ирина Михайловна в сердцах грохнула стопкой тарелок о стол и удалилась вслед за своими приятелями.

А Василий прошел на кухню, выпил залпом два стакана воды, поправил кусочек хлеба на стакане, стоявшем перед маминой фотографией, и прошептал:

— Прости, мам. Что-то я совсем чемоданы перепутал…

Он успел собрать со стола тарелки с остатками закуски и сложить их в раковину, когда в дверь позвонили.

Открывать не хотелось.

Это могла быть и Ирина, которая вернулась, чтобы высказать ему все, что думает. И вздорная соседка, которая почему-то кричала на него, прекрасно зная, что он никогда не пил и не водил в дом компании.

Василий решил было сделать вид, что не слышал звонка, но стоявший за дверью был удивительно настойчив. Он нажимал кнопку снова и снова до тех пор, пока у Василия все-таки не кончилось терпение. Он бросил-таки уборку и распахнул дверь.

— Лена…

Кого-кого, а детскую свою подругу Василий увидеть никак не ожидал.

Дачка, как и квартира Василия, все-таки купленная для него матерью, давно были проданы. На лечение мамы нужно было все больше и больше средств. Но Василий не жалел об этом. Благодаря тому, что этих денег хватило на хорошую клинику, мама была с ним не полгода, как обещали врачи, а еще целых пять лет.

С Леной же Василий не виделся уже больше десяти.

— Вася, привет… Ты извини, что я вот так, без предупреждения. Мама сказала мне… Васенька, что ты?

Гроза за окном ругнулась особенно громко, а потом подобрала юбки.

Хватит! Побуянила, и будет! Пора!

Ведь тем, кто стоит в этот момент в обнимку в тесном коридоре небольшой квартиры на пятом этаже старой «панельки» выкрашенной веселенькой зеленой краской, теперь совершенно все равно, кто и что бурчит недовольно где-то в небе.

Они точно знают, что той, кого они вспоминают сейчас, нет ни среди этих туч, ни дальше, в белом кружеве облаков, пронизанных солнцем.

Она вздохнула, наконец, свободно и вольно, благословив напоследок сына, и простилась с ним.

Не навсегда, конечно, а лишь на время.

И этого времени хватит на то, чтобы Василий собрал свой багаж и разложил его по чемоданам, тщательно рассортировав и не перепутав ничего.

И в этом багаже будет так много всего…

Любовь… Надежда… Вера…

Радость и печаль, заботы и тревоги…

Будут маленькие розовые бантики, которые он купит для своей дочки, и первый футбольный мяч для сына.

Будет дом – большой и светлый, в котором хватит места всем – детям, котам и собакам, друзьям, близким, и большой Лениной родне, которая примет Васю, как своего, доказав ему, что хороших людей на свете все-таки больше.

Все будет. Пусть и не сразу.

И Вася не раз еще вспомнит мамину присказку, тщательно укладывая в чемоданы своей памяти хорошее и плохое:

— Не путай чемоданы, Васенька! И береги свой багаж!

Автор: Людмила Лаврова

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 9.06MB | MySQL:64 | 0,281sec