Идёт семья по деревне молодой красивый мужик Иван с женою Марусей, и двумя маленькими сыновьями. Старшему Матвейке пять лет, Елизарке четыре. Отец идёт быстро, жена Маруся поспешает за мужем, а дети их за мамины руки крепко держатся, словно боятся, что бросит их мама. Да разве ж взбредёт в голову матери бросить своих детей, а поди ж бояться чего-то сыночки. Улыбка мамина, два, три тёплых слова, и нет печали у младого племени.
Художник Татьяна Черных
Рядышком стояли дома Ивана и Маруси, сразу после службы в армии и сыграли свадьбу, так уж оно в России ведётся. Семья подходит к дому, там живёт дед Иван. И к нему, стало быть, в гости, приехал из районного центра его сын Ваня. Как родились один за другим на Божий свет сыновья, так и перестал сын Иван называть отца отцом, появились другие слова, то ласково скажет «тятя», то «дед». Деда Ивана это вовсе не злило, что поделаешь, дед так дед, оно ведь и взаправду дед.
И вот сидит Савельевич на лавочке, поджидает сына, невестку, и внуков. И как только подойдут к резному крыльцу дорогие гости, Иван Савельевич, покряхтев, скажет:
– Вот едриттвою, внуки пожаловали.
А внуки уж облепили деда. Матвейка кричит:
– Дед! А у тебя лавочка волшебная, мы пока добирались устали, знаешь, как хотели посидеть на твоей лавочке.
Елизарка молчит. Тогда дед Иван достаёт из широкого кармана самодельную дудочку и даёт Елизарке. Тот поглядел, подержал в руках, и дальше глядит на деда. Савельевич ласково говорит:
– Маленький ты ишшо. Я для тебя почитай цельных полдня дудочку энту делал. А как ты хотел? В сад колхозный сходил, веточку вырезал, пока добирался обратно, отдышка, язви её замаяла. Вот каки дела, брат. Гляди вот, сынок.
Иван Савельевич подул в дудочку, она засвистела. Дед давай пальцами дырочки зажимать, и вот те на, мелодия полилась по деревне.
Закончив играть мелодию, дед бережно отдал дудочку внуку. Елизарка взял дудочку, пробует дудеть, но выходит у него совсем некудышно.
Дед вздыхает:
– Ничё, сынок, обучу, подрасти только, сердешный. Я, брат, на лесозаготовках во время войны научился дудочки энти делать, от голода и тоски спасался не токмо молитовкой к Богу, а ишшо и мелодией, которая дудочка даёт. Я ить, брат, слух имею, а вот на гармони играть не обучился. Жалею. Неколи было. Наша жизнь была одна надсада.
Потом добавляет к сказанному:
– Смирной ты ишшо.
Дед Иван курит газетную самокрутку, сильно кашляет, бросает, и топчет резиновой калошей окурок. Ругается:
– Ну вот чего закуриваю, коли сын Ваньша приезжат, волнуюсь едриттвою колено. А потом заснуть не могу, сердце стучит, индо спасу нет. Сколь раз говорил, не буду курить, и ведь не курю. Но Ваня с внучатами приедет, и ну сызнова пыхтеть начинаю, дурак.
Любуется дед Иван резным крыльцом. Гордится собою. Никто ему не показывал, как узоры плотницкие мастерить, да и некому было, всех мужиков на войне убили фашисты. И ему, сердешному, не миновать бы войны, если бы не отдышка с детства. Так на лесозаготовках всю войну и отробил. Думал теперь Иван так: «Вот помру, внучата будут приезжать к дочери моей Дуне сюда, а крылечко о старинном будет им напоминать. Велика наша история. Так бы мужиков поболе было после войны, раненые вернулись трое из их деревни, да рази пожили бы, еле душа в теле. Такое видывали, страх. От болезней вскорости померли. Поминали брагой слабенькой, вовсе в голову не ударяла, вот времечко было. Пожрать до сыта мечтали. Ой, внучаты мои, внучаты.
Матвейке отец помогает вытащить гармонь на крыльцо. Дед завидел это и стал ругать их:
– Тащите обратно, рано ему, время придёт, научится. А то, ироды, струмент спортите. Я ж зарабатываю гармошкой. Сам играть не умею, а как свадьба у кого, просят у меня гармошку, бутылку дают или на свадьбу приглашают.
Напротив дом Иванковых. В окно за дедом Иваном и внуками наблюдает приехавший из города к бабушке Татьяне Вася. Он постарше Матвейки и Елизарки на три года. Васька берёт ржавое колесо от велосипеда и начинает его со всей силы пускать по накатанной деревенской дороге, колесо катится довольно далеко. Матвейка с Елизаркой тут как тут. Матвейка смело просит:
– Чо, городской, приехал. Дай колесо покатать?
Что Васька приехал из далёкого сибирского города, который стоит на реке Ангаре, Матвейка услыхал от деда Ивана. Васька отдал колесо Матвейке и тот с радостью стал гонять колесо по деревне. Вася поглядел на деревенскую улицу и вдруг остолбенел: ещё совсем недавно они с деревенскими ребятишками смотрели по телевизору фильм «Чапаев». Ребятишек в соседский дом набралась целая изба, а крику было, когда Чапай на коне нёсся. А тут прямо по улице такая же конница летит, только Чапаева в папахе с саблей нет. Дед Иван кричит:
– Быстро отбегайте в сторону, пострелята, снесут ведь.
Отбегают к забору Васька, Матвейка и Елизарка, а мимо них проносятся большие красивые кони с всадниками. Васька узнаёт одного, это Вовка из соседнего дома, но он уже совсем большой.
Васька поначалу, когда увидел всадников закричал:
– Чапаев с конницей прут.
Теперь же, когда конница промчалась мимо Васька, негромко, словно расстроился, сказал:
– Нет, это не Чапаев.
Дед Иван, стоящий рядышком с ребятишками, улыбнувшись, охрипшим голосом баял:
– Не Чапай, верно. А красиво промчались наши робяты, эх едриттвою, прости Господи.
Так прошла пятница. Только Васька совсем не следил какой день нынче и не ведал он, что такая льгота только в его возрасте дана.
Наступила суббота. Бабушка Татьяна достала из русской печи чугунок с пшённой кашей, поверх каши лежали яички прямо в скорлупе. Васька очистил одно яичко, зачерпнул прямо из чугунка большой деревянной ложкой каши, от которой шёл духмяный пар по всей избе, и начал охотно есть.
Бабушка запричитала:
– Ох, сынок, какой бледненький с города приехал, не кормят вас там, наверно. Мамка твоя всё на работе.
Васька ел и успокаивал бабушку:
– Нет, бабушка, мы с мамой в бараке живём, и еда у нас есть. Мама работает на большом бетонном заводе, а еды в городе много. Я в школе котлеты с какао люблю.
Татьяна Ивановна вдохнула, перекрестилась.
– Ну вот и слава Богу. Ныне, сынок, суббота, баня на деревне. Пойду на реку, надо воды натаскать, пойдём со мной, всё веселее тебе будет.
Вышел Вася на крыльцо, полюбовался на резные узоры, сел, и увидел маленького петушка, который пытался кукарекать, только получалось у него ещё несмело и слабенько. Тогда Васька сам кукарекнул, и по всей деревне заслышав Васькино пение, запели петухи. Затем всё поутихло. Тогда Васька снова запел по-петушиному, и снова пошло по деревне петушиное пение.
Напротив сидел дед Иван, он всё это время наблюдал за Васей, и наконец не выдержал, ударил себя по коленке, и сказал:
– Вот едриттвою, Васька. По-петушиному, стало быть, баять научился.
А на деревне, меж тем началось светопреставление. Вся деревня от мала до велика ожила. Сама деревня стояла на довольно большой возвышенности, внизу метрах в ста текла речка, возле речки были бани. Десятки старух с десятками ребятишек таскали воду в бани. Ребятишки отыскивали под камнями лягушек и бросали их в речку, тут же и в футбол играли. Протопив бани, бабушки старались быстрее намыть многочисленную ребятню, потом мылись сами.
У Васькиной бабушки Тани бани не было. После войны ещё немного подюжила и вся сгнила. Строить новую некому было, муж на войне проклятущей погиб, а дети малые ещё были, а как повыросли, в город на Ангаре подались. Но пока баня дюжила, многие деревенские мылись в ней. И теперь бабушку Таню приглашали к себе все, а Татьяна Ивановна по привычке, не только к тому, кто пригласил, воды поможет натаскать, а ещё и другим поможет, такова уж была она.
Помогали друг дружке в деревне многие. В этот раз дед Иван Савельевич так и сказал:
– Ты, Татьяна, никуда не ходи, моя баня всех ближе, сразу под горой. Вот мои Ваня с Марусей, и ребятишками помоются, и вы с Васькой ступайте. Я жару не люблю, сама знаешь, отдышка у меня, я после всех обкачусь.
Татьяна Ивановна вручила внуку полотенце и сказала:
– Сынок, ступай к бане деда Ивана, знаешь, поди, где она. А я скоро приду.
Васька, прошёл по деревне, свернул в проулок, спустился с горы. Вдоль речки стояло много бань, и вот она – баня деда Ивана. Подошёл к бане, открыл дверь и обомлел. Перед ним стояла совсем без одежды тётя Маруся. Васька, испугавшись, быстро закрыл дверь предбанника. Тётя Маруся сказала:
– Вася! Подожди маненько, мне ещё надо Матвейку с Елизаркой одеть.
Васька стоял и думал, какая красивая тётя Маруся. А кругом, до самой речки и дальше, открывалась Васькиному взору картина разнотравья, красота мира, Богом данная человеку. Вот Васька видит дядю Васю, который насадил полную телегу ребятишек и катает их вдоль речки. Ребятня галдит, конь, не торопясь, везёт тяжёлый груз. Дядя Вася, мужичок маленького роста, а детей у него десять, он матерно ругается, а в душе добрый. Тётя Маруся выходит из бани вся разрумяненная, красивая, с детьми Матвейкой и Елизаркой. Матвейка тут же Ваське кричит:
– Чо, городской, в баню пошёл, а кто тебя веником будет хлестать?
Красивая тётя Маруся добродушно говорит старшему сынишке:
– Матвейка! Сейчас бабушка Таня придёт, найдут они применение венику. Не печалься, сынок.
После бани Васька сидит за столом, наливает из большого самовара чай, пьёт вприкуску с кирпичным сахаром. Сахар этот крепок, бабушка его с помощью ножа и молотка крошит. Вдруг стук в дверь, бабушка громко бает:
– Ну чего стучать, заходите, добрые люди.
Дверь открывается, на пороге стоит странная, то ли девушка, то ли женщина, не понять какого возраста человек, и Васька робеет. Бабушка даёт несколько кирпичиков сахару гостье, та чего-то мычит, кладёт сахар в карман фартука, кланяется, и быстро уходит. Заметив робеющего внука, бабушка добродушно говорит:
– Чего напужался, Василий! Это наша, деревенская, Нюшкой зовут, умишка вот Бог не дал, а так она добрая. С её стороны худа не будет. Божий человек энто, сынок, не пужайся. Эх и любит она сахарок-то. А чё его не дать, войны, слава Богу, нет. Таких людей надобно жалеть. Ох, Господи! Всех надобно жалеть.
На следующей неделе Васька с мамой поехали в районный центр на автобусе. Мама ходит с сыном по магазинам, но Ваське это не совсем нравится, он хочет есть. Мама Настя занимает очередь в столовую. Кругом множество грузовых машин, народу полным-полно, из столовой распространяется дух вкусной еды, но очередь настолько большая, что люди стоят даже на улице. Васька смотрит на дома через дорогу, они ему кажутся какими-то чёрными, не такими, как в их деревне.
К вечеру мама с сыном добираются до родной деревни. Бабушка наливает внуку большую кружку молока и Васька всю её выпивает. Парное молоко Васька любит.
Бабушка Таня говорит с дочкой:
– А чо там в районе, делать там нечего. В столовой есть, прости Господи, разве это еда.
И тут же обращается в внуку:
– Съешь сынок яицко, чай, легше на нутре станет.
Васька съедает сразу два яйца, хлебает большой деревянной ложкой самый вкусный на свете бабушкин суп и говорит:
– Бабушка! А у тебя самый вкусный! Не зря дядя Серёжа, когда к тебе приезжает, он только суп ест.
Татьяна Ивановна немного злится:
– Да ну его, готовишь-готовишь, а ему только суп подавай и всё.
На следующий день Васька на улицу гулять не пошёл, весь день лил дождь и гремел сильный гром. С неба по крыше дождевая вода долбила так, что Ваське было страшно. Бабушка в такие моменты крестилась и шептала, глядя на зажжённую лампадку и образа:
– Илья Пророк на колеснице едет. Прости, Господи, нас грешных и заступи.
В избе погас свет и стало совсем страшно. Васька глядел на лампадку и шептал:
– Хоть бы дождик закончился.
Перед дождём мама Настя успела сходить в лес,и насобирать целую корзину маслят. Теперь в чугуне была наварена картошка, нажарены на большущей сковороде маслята с луком, был приглашён в гости дядя Вася, который был родным братом бабушки Тани. Все ели вкусную еду, и дядя Вася, выпив рюмочки две водки, рассказывал:
– На войне городок мы один брали, а немцы бомбят и бомбят. Бомбы эти окаянные в реку и попадают. Рыбины большие стали всплывать, наши солдаты начали доставать рыбин этих, некоторые совсем открыто, и посекли их пулемётными очередями. Видишь, любители рыбалки были, не выдержали, что, де, добро пропадает. И жизни лишились. Ох, война.
Дядя Вася – рослый, постаревший раньше времени мужик. Сын его старший сгорел во время войны в танке, жена вскоре померла, и растил он троих дочерей один. Теперь они стали давно взрослыми, одна среди них глухонемая. И у него есть внучка Анка, которая по деревне почту разносит. Дядя Вася много не пьёт водки, потому как мучает его отдышка. Мама Настя очень уважает своего дядю Васю. Вообще, веселая мамка у Василька. И говорит во время беседы с дядей:
– В городе свет погас и всё, а мы вот какой вкуснятины в русской печи сотворили.
Все смеются, и на удивление дождь закончился, выглянуло ослепительное солнышко. Васька убежал на улицу, и тут же увидел деда Ивана, а тот ему:
– Чо, Василий! Надоел дожжик-то. Вот едриттвою.
Но Васька уже не слушает деда Ивана он бежит к друзьям. Когда Васька приехал из сибирского города, то он разговаривал по-городскому, но, пожив в деревне, стал применять в разговоре и деревенские слова. Раньше он говорил «бабушка», а теперь «баушка», «говорить», теперь «баять», но это его совсем не смущало, приехав в город он будет разговаривать по-городскому.
Между их и соседней деревней есть огромное поле, там идут футбольные бои между сёлами всего района. И вот в один из дней состоялся матч. Васька с Вовкой сидели на зелёной лужайке и смотрели серьёзную игру взрослых. В одном из острых моментов матча мяч катился в пустые ворота, но не докатился.
И Вовка закричал:
– Я за такой момент и целых двадцать копеек бы не пожалел.
К Ваське подбежал друг Славка и сказал:
– Пойдём, я тебе покажу, где моя баушка похоронена.
Мальчишки поднялись в гору, подошли к церкви, где теперь было зернохранилище, зашли в ограду, и Славка показал могилку своей баушки, при этом сказав:
– Я, знаешь, как свою баушку любил, она нам всегда на пенсию свою конфет покупала. А когда умирала, плакала.
Затем Славка подвёл Ваську к большим могилам, и сказал:
– А тут то ли цари, то ли царицы, или помещик с помещицей похоронены, так мне баушка баяла.
Постояв у могилок, мальчишки вышли из ограды, немного спустились с горы и сели на траву. Пред их взором открылась вся футбольная баталия. Славка мечтательно проговорил:
– А зимою мы с горы на санках катаемся, жалко ты к нам, Васька, зимою не приезжашь.
На следующий день деревенские мальчишки купались в речке, ныряли с обрыва. Васька поначалу нырять боялся, но его столкнули вниз, он упал в воду, и дна не достал. Ваське было страшно, но потом он уже сам нырял с обрыва. Затем мальчишки побежали в колхозный сад, нарвали там полные рубахи яблок и после купались в пруду.
Бабушки с этих яблок пекли внукам пироги.
Быстро пришло то время, когда надо было возвращаться в далёкий сибирский город. Утром приехал на бортовой машине дядя Вася по прозвищу «Цадока». Откуда было такое прозвище, Васька не знал, но дядя Вася был добрым, и он сразу его полюбил. Бабушка угостила его водкой, тот закусил горячей картошкой и солёным огурцом, бабушка недавно доставала огурцы из кадушки, лазила в глубокий каменный погреб. Васька глядел на бабушку и просил её, чтобы она поскорее вылезла, говоря:
– Баушка! Ты что! Быстрее вылась оттудова, там вон как зябко, застудишься, заболеешь. Мы уедем, кто тебя лечить будет.
Бабушка Таня громко смеялась от слов внука, но вскоре плакала, провожая дочку с Васькой. В кабине кто-то уже сидел. Мама Настя с сыном залезли наверх бортовой машины.
Грузовая машина потихоньку тронулась по разжиженной деревенской дороге после дождя. За машиной бежала целая ватага деревенских друзей Васьки, кричали:
– Приезжай, городской! Приезжай, Васька! Приезжай, Василёк! Не забывай нас!
Васька глядел на друзей и махал им рукой. Ему вдруг вспомнились холодные сибирские метели, их с мамой холодный барак, сибирские друзья. Путь до сибирского города лежал по железной дороге длинною в пять тысяч километров.
Васька, хоть и учится во втором классе, а уже знает два языка: один городской, другой деревенский. У него есть деревенские друзья и друзья сибирские.
Какая большая наша страна Россия, и в ней, в этой самой большой стране, живёт Вася-Василёк…
Казаков Анатолий